Читаем Письма с фронта. 1914–1917 полностью

Из моего академ[ического] выпуска знаю убитыми: Вицнуду, Сегеркранца, Жукова и Орлова. Вчера только услышал про второго. Все они погибли, будучи уже командирами полков. Это показатель, какие же в действительности у нас большие потери. Все эти четверо не одинаковы; два средние были прекрасны, а особенно Жуков, но на фоне их подвига – вольного или невольного – и под перспективой их крестного страдания они становятся чистыми и дивными… Уже вокруг них вьются легенды, как гирлянды цветов, и эти легенды, чем дальше, тем становятся пышнее… Слава умершим на поле брани!

Эту сторону войны мы все забыли. Проза ее и великие текущие нужды, эмалевые кресты так берут всех нас, что о могилах и крестах деревянных нам некогда подумать, как следует… Где они, по каким горам, перелескам, лесам, холмам, долинам, берегам рек и ручьев они разбросаны, эти маленькие кучки, навсегда отмеченные деревянным крестиком? Их так много кругом, они так обыденны, что внимание утомляется, а рука устает креститься. А между тем под ними-то и лежат герои, хотя часто другие носят заслуженные теми кресты.

Я помню могилу у дороги в лесу… вероятно, помер дорогой тяжелораненый, и его схоронили. Это был случайный, но трогательный приют. Лес густой и разный, ветер шумит только вершинами, а внизу невозмутимый покой… Я часто ходил мимо и на поперечной перекладине креста видал не раз маленькую птичку, серенькую, с цветным зобиком и зеленоватыми каймами на крыльях… она беззаботно путешествовала по перекладине креста и говорила, говорила без конца, как дети, которых заблаговременно не остановили. Может быть, это все были разные птички, но мне хотелось думать, что это была одна и та же, птичка милосердия, которая наладила посещать одинокую могилку и старалась человеку, придавленному землей, поведать то, что она знала… пропеть ему свою птичью песню, прощебетать о далеком осиротелом его угле, может быть, рассказать и о том, как его братья продолжают биться и обещать ему милосердие Творца…

Возле меня, недалеко от церкви, хоронят убитых, и мне приходится очень часто слышать похоронный марш, наигрываемый оркестром. Еще в день прихода сюда, или вскоре после, их было немного, этих холмиков, а теперь, блуждая с адъютантом, мы насчитали их сорок восемь… это за тихие дни.

Я часто гуляю у подножия этого импровизированного кладбища, и мне приходит на мысль бессилие организации человека: отчего бы мне, получая впечатление от могил, в ту же минуту не получать способности [видеть], что теперь делается там, в глубине страны в 48 семьях, что чувствуют они, остро ли помнят или стали гнуться под нажимом беспощадного времени; как они представляют себе эти могилы, у подножья которых я брожу со своими думами и которые так малы, тихи и скромны… А как торжественен марш, при котором их хоронят, и как сильно он звучит, словно вещает о чем-то победном и ярком… замолк, разошлись люди, и остались молчаливые холмики… тихо и одиноко.

Назаренко до сих пор нет, также нет всех твоих посылок. Где это все, не поймешь и не объяснишь себе. Не знаю, удастся ли мне дождаться Ник[олая] Петр[овича], но Назаренко я дождаться надеюсь. Завтра еду к своему полку, где буду обедать со своими офицерами. Вчера получил настойчивое приглашение. После своих трех писаний еще никакого ответа не получил. Интересно, как отнесется А. А. Павлов.

Давай, моя родная, твои губки и глазки, а также наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Целуй папу, маму и Лелю. А.

16 января 1916 г. [Второе письмо]

Дорогая женушка!

Сегодня я уже написал тебе письмо, но теперь пишу другое. Сегодня уезжает мой адъютант Григор[ий] Григорьевич Хмелевский в отпуск. Пробывши дома дня 2–3, он поедет в Петроград, чтобы там себя устроить. Ты – будь ласкова – к моменту его приезда приготовь ему что-либо более или менее определенное. Это человек прекрасный и заслуживает поддержки. Как прапорщик, он приносит пользу среднюю… как хороший офицер – не более; примененный же на военной технике, как большой патриот-националист, он принесет пользу большую… Он тебе многое порасскажет, так как мы с ним прожили вместе два месяца и прожили хорошо и интересно. Только вначале тебе придется из него вытягивать, а затем он разойдется, и понукать его не нужно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары (Кучково поле)

Три года революции и гражданской войны на Кубани
Три года революции и гражданской войны на Кубани

Воспоминания общественно-политического деятеля Д. Е. Скобцова о временах противостояния двух лагерей, знаменитом сопротивлении революции под предводительством генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Автор сохраняет беспристрастность, освещая действия как Белых, так и Красных сил, выступая также и историографом – во время написания книги использовались материалы альманаха «Кубанский сборник», выходившего в Нью-Йорке.Особое внимание в мемуарах уделено деятельности Добровольческой армии и Кубанского правительства, членом которого являлся Д. Е. Скобцов в ранге Министра земледелия. Наибольший интерес представляет описание реакции на революцию простого казацкого народа.Издание предназначено для широкого круга читателей, интересующихся историей Белого движения.

Даниил Ермолаевич Скобцов

Военное дело

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Соловей
Соловей

Франция, 1939-й. В уютной деревушке Карриво Вианна Мориак прощается с мужем, который уходит воевать с немцами. Она не верит, что нацисты вторгнутся во Францию… Но уже вскоре мимо ее дома грохочут вереницы танков, небо едва видать от самолетов, сбрасывающих бомбы. Война пришла в тихую французскую глушь. Перед Вианной стоит выбор: либо пустить на постой немецкого офицера, либо лишиться всего – возможно, и жизни.Изабель Мориак, мятежная и своенравная восемнадцатилетняя девчонка, полна решимости бороться с захватчиками. Безрассудная и рисковая, она готова на все, но отец вынуждает ее отправиться в деревню к старшей сестре. Так начинается ее путь в Сопротивление. Изабель не оглядывается назад и не жалеет о своих поступках. Снова и снова рискуя жизнью, она спасает людей.«Соловей» – эпическая история о войне, жертвах, страданиях и великой любви. Душераздирающе красивый роман, ставший настоящим гимном женской храбрости и силе духа. Роман для всех, роман на всю жизнь.Книга Кристин Ханны стала главным мировым бестселлером 2015 года, читатели и целый букет печатных изданий назвали ее безоговорочно лучшим романом года. С 2016 года «Соловей» начал триумфальное шествие по миру, книга уже издана или вот-вот выйдет в 35 странах.

Кристин Ханна

Проза о войне