Письма с фронта. 1914–1917

приехал офицер из Львова и рассказывает нам много интересного. Я тебе уже писал, что внезапно прибыла жена офицера… Пришлось в виде исключения мужа отпустить, но написать строгий приказ, воспрещающий супругам прибывать на театр войны для свидания с мужьями. Так вот, он забавно рисует большой тыловой город, в котором масса врачей, в[оенных] чиновников и убежавшего с позиций офицерства. Всё это, по обыкновению, нервно, полно россказней и ужасов, по их словам, нас (находящихся на передовых позициях) разбили, обошли или перерезали. Мой офицер ругал их без конца и утверждает, что там и Суворов стал бы трусом и что у нас много спокойнее. Между прочим, город полон сестер милосердия, но под этим флагом выступают разные женщины, между ними и прямо легкие. Последний сорт очень остроумно окрещен кличкой «кузины милосердия». Мы много над этим смеялись.

Получил из Волгского п[олка] и затем из штаба дивизии требование выслать Осипа и Сидоренко; пока написал Николаю Алексеевичу, прося его выяснить мне этот вопрос и доложить мою просьбу ген[ералу] Павлову… очень им понадобились два человека!

У нас сейчас вновь зима, и я не могу нагуляться. Начинаю у себя некоторые перетасовки; кое-что у Кортацци мне не нравится; очевидно, за его болезнью и частыми отсутствиями, машина полковая шла собственным ходом и дошла в некоторых углах до ненужных и, может быть, вредных явлений. Все стараюсь делать исподволь, без ломки и ненужных обид.

Сегодня ходил и все думал про тебя… день выпал яркий, немного от снега резало глаза, но настроение слагалось доброе, и твой милый образ плыл пред моими глазами, не совсем ясный, но приветливый и ласковый. Здорова ли ты, моя голубка? Заметь сегодняшнее число и ответь.

Офицеры у меня нет-нет, да болеют желудками, но я сейчас же командирую врачей, даю отдых, и наступает поправка. Жду описание приезда Осипа, что он довез и что нашел в Каменце. Ждет почтарь. Спешу. Давай себя, троицу… Я вас обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Когда я получил Владимира 3 ст. с мечами, дата Выс[очайшего] приказа и №… напиши.

А.

13 февраля 1915 г. [Открытка]

Дорогая Женюра!

Начинаем уже подумывать о том, с чем люди будут встречать Светлую Пасху, и для этого посылаем специального человека. Так быстро идет время: по твоим письмам еще Масленица и шумный ход времени, а у нас пост и посылка за пасхальными принадлежностями. Сегодня написал Петровскому об Осипе и Архипе, не знаю, как Павлов посмотрит. С моим Георгием дело затягивается, нужны сведения, когда я получил Георгиев[ское] оружие и Владим[ира] 3 ст[епени] с мечами, да еще номера приказов, а откуда мне это знать; относительно первого еще мог указать номер приказа по Армии… Это меня ужасно нервирует. Ходишь, и в голову приходят всяческие ужасные фантазии. Слишком уж великая награда, и об ней трудно думать спокойно. Сегодня что-то много думал про тебя. Как твое здоровье? Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.

14 февраля 1915 г. [Открытка]

Дорогая Женюра!

Получил вчера три твоих письма от 28 и 31 янв[аря], и 2 февраля и карточку, и ты поймешь, что у меня большой праздник. Карточка ходит из рук в руки и вызывает ряд разговоров и обмен мыслями. Блины мы ели, но не на Масленицу – не подоспели припасы, а на 2-й неделе поста, после того как отговели на первой… Зато ели до отвала. Посылаем уже за припасами для солдат на Пасху… так быстро идет время.

Жду следующих карточек, а присланная стоит на столике. Вы, как будто, ничего – свежи и достаточно полны. Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.

14 февраля 1915 г.

Дорогая моя Женюра!