Письма с фронта. 1914–1917

Податель сего подпоручик моего полка Валериан Иванович Собакарев, Георгиев[ский] кавалер. Он едет с четырьмя н[ижними] чинами нашего полка для обучения одному делу. Он к тебе явится, и ты его возьми под свое попечение. Ему придется самому переодеться и переодеть моих молодцов. Помоги им в этом. Надо добиться, чтобы он посетил тебя не один раз, а для ребят устрой что-либо вроде обеда. В[алериан] Ив[анович] человек милый, немного флегматичный, прекрасных принципов, застенчивый… он тебе все расскажет, но не сразу. Я ему и людям дал наставление: они должны быть красивы, изящны, хорошо одеты, а В. И. в солдатскую, конечно, шинель, но изящно, как у юнкеров. Он тебе везет карточки, а ты с ним перешли мне: кулич от Иванова, завернутый в масляную бумагу (сегодня ел у командира Феодос[ийского] полка, совершенно свежий после двух недель), одеколону (доктора советуют им вытирать тело против зуда… я очень чешусь, хотя теперь уже лучше), белые нитяные перчатки и… поцелуи, много самых жарких поцелуев.

Сегодня раздавал на позиции кресты поротно и произносил речи… во многих местах ребята фыркали носами, как лошади на пыльной дороге; никогда мне мой язык и пафос не пригождались более, чем в сегодняшнем поле у колосьев хлеба с одной стороны и окопов – с другой, под редкие выстрелы вражеской артиллерии и его какого-то одного одичалого, по-видимому, пулемета. Сегодня в газете прочитал, что английский епископ на площади Св. Павла сказал о России: «Россия никогда не будет побеждена, пока существует мир, и это не только благодаря обширности ее территории, а главным образом благодаря величию духа русского народа». Приказал сейчас передать в окопы по телефону эти слова и побеседовать об этом с ребятами. Как они нас знают, лучше нас самих. Сейчас предо мною стоят выбранные мною четыре н[ижних] чина, и я читаю им нравоучение: ты бы много смеялась над некоторыми местами… пусть мальчики, если им устроишь обед, покажут им Лахту и ее окрестности…

Торопят. Давай свою красавицу-мордашку, губки и пр., а также малышей: я вас крепко расцелую, обниму и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Сегодня 27 дней, как мы стоим на одном и том же месте… впрочем, В. И. все тебе изложит.

19 июля 1915 г.

Дорогая Женюша!

Ходили сейчас с Осипом взад-вперед и рассуждали о наших домашних делах. Меня больше волнует вопрос о Генюше, а его – упаковка и отправка нашего имущества. Решили, что последнее выяснится с получением у тебя литеры и тогда я могу послать отсюда человека 2–3, в их числе, вероятно, и Осипа. Относительно Генюши Осип отмалчивается – это для него вопрос слишком высокого порядка, а меня он, конечно, берет сильно. Генюше в ноябре будет 10 лет, годы еще не ушли, и с практ[ической] точки зрения его провал ничего опасного не представляет, но 1) он может пришибить его нравственно, принизить его гордость (привычка к неудачам), и 2) что ты с ним будешь делать, когда он все будет знать и ему скучно будет усовершенствоваться? Как он теперь читает, достаточно ли бегло и свободно, легко ли задерживается в его голове прочитанное? Это меня как-то интересует более всего, ибо при хорошем чтении все остальное дается без труда. И как, между прочим, читает Кирилка? По складам или уже связно? Я его с трудом представляю за чтением, он все мне рисуется маленьким беленьким карапузом.

Валериан Ив[анович] Собакарев, который, вероятно, завтра или послезавтра будет у тебя, осветит тебе наше последнее житье с полной обстоятельностью, мальчикам он должен будет подробно рассказать, как он заработал Георгия, а тебе, как поживает твой муж. Боюсь, что из него придется тебе вначале вытягивать слова, но ты не смущайся: он разойдется и говорить будет, хотя и с постоянным аристократическим растягиванием слов. Он, между прочим, рисует, и я думаю, что картинные галереи могут ему понравиться. Из ниж[них] чинов один, унт[ер]-офиц[ер] Ткач, очень ласковый и любит детей, – ребятам это тоже на руку. Ты увидишь, какие у меня красавцы, за исключением, разве, одного, который выбран благодаря знакомству со слесарным и механическим делом.

Письмо от меня на имя спичешной фабрики я вышлю тебе завтра; я не понял только, почему ты занялась табаком и спичками, – будет ли это подарок ребятам или ты, как мать-командирша, начинаешь помимо меня получать поручения… Это мне не нравится, так как 4 тысячи детей могут совершенно истрепать мою славную, но слишком добрую женку.