Письма с фронта. 1914–1917

Все эти картины, как живые, как вылепленные из мрамора, встают пред моими духовными глазами, и я оборачиваюсь на них с каким-то удивительным настроением: то я чувствую себя человеком, взирающим с того света – спокойно, холодно, то меня пробирает дрожь, когда я подумаю, что был так близко от конца; то мои мысли текут мечтательно и расплывчато, как у человека, который и теперь недоумевает, как это могло все это случиться, что случилось… А сколько деталей, мелочей, в обыденных часах неуловимых и непримечаемых, мелькает в голове, сколько, увы, позорных страниц промелькнуло предо мною в этот памятный день… И какой он был длинный, нескончаемый! Мы и в действительности были на ногах с 5 часов утра до 8 часов вечера, т. е. 15 часов. Заснули мы с Петровским под деревом, укрытые буркой. Думал ли я о вас в эти роковые минуты, теперь вспомнить не могу… туманно припоминаю, что были такие моменты, когда не только думал, но и прощался… Сажусь, моя ненаглядная и драгоценная женка, за работу… Все это миновало, Бог с ним. Я рад задним числом, что ни разу не пал духом и упрекнуть себя мне нечем. Давай глазки твои и малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

14 августа 1915 г.

Дорогая моя женушка!

Сегодня приехал Полищук, вытянул я его в сад, чтобы поговорить, но у него оказалась такая зубная боль, что я его пока оставил в покое. Полон вашими письмами, и хотя австрийцы на плакате из окопов поднесли еще какую-то пакость, но нас ведь этими глупостями не проберешь, да и письма ваши, и вызванные ими картины уносят меня далеко от окопов и австрийцев, к вам, к тебе, моя золотая и ненаглядная женка, под добрую тень семейного гнезда. Ты спрашиваешь, доволен ли я твоим ответом по поводу костюмов? Доволен, как и всем, что ты делаешь как мать, жена и женщина… Тут ты безошибочна, как римский папа или как жена Цезаря. Относительно Маслова я тебе написал, раз же он приехал к тебе, то делай, как тебе виднее. Лишь бы он не гулял в Екатеринославе по своей воле или хитрости. Получил от М-me Кондаковой кулич, два арбуза и милое письмо. Благодари ее за добрую память, так как едва ли сам я сумею найти для этого время, и передай, что вчера я супруга представил в подпоручики.

Приехали из обоза Галя с сынком; мать немного хромает. Покормил сахаром, и поговорили, как быть. Ужок вылинял весь и стал черен, как воронье крыло; страшно жирен, на крупе глубокая впадина. Вчера лошадей смотрел ветеринар и был от него в восторге. О каких долгах ты говоришь, которые ты собираешься выплачивать с осени? Если своим или нашему турк[естанскому] другу, то с этим можно и не спешить.

Чуть не забыл. Я хочу в память войны заказать двадцать ротных икон – 16 для строевых и 4 для команд; наши старые или поломаны, или где-то забыты. Иконы должны быть в форме складня, лучше, если они будут на металле и художественно исполнены. Наведи справки, что это будет стоить. Содержание ротных праздников я тебе вышлю завтра. Пока я ассигновал по 40 руб. на икону, но ты этим не стесняйся, у меня деньги есть, и я могу назначить и бо́льшую сумму.

Янковский хорошо работает, и я его представлю к Георгию, а к 1 сентября он отправится в Одесское училище. Вчера, обходя окопы, видел его. Поговорю с Полищуком, напишу еще. Примерял сейчас плащ… хорошо. Давай головку и губки, малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей

Получила ли ты от Сережи – 100, Янковского – 150 и В. И. – 400 руб.?

Папа запрашивает относительно образа; я не могу ответить, так как батюшка в отпуску; приедет – спрошу. Папу с мамой целуй. Андр[ей].

17 августа 1915 г.

Дорогая Женюра!

Едим ваши арбузы, дыни, куличи… Все, кто нас ни посетит, в недоумении и восторге: откуда это у нас такая благодать? Куличи удивительно сохранились, как будто их спекли вчера. Позавчера получил твое письмо от 9-го, – веселое и бодрое, не понял только, что обозначали пение гимна и «Спаси Господи»… ты об этом не упомянула. С «украшением» не задерживайся.

Сейчас живем на поляне среди лесных групп, ночуем в стодоле, так как в хате мешают мухи, которые начинают уже кусаться… знать, подходит осень. Один из моих батальон[ных] командиров поселился в покинутом дворце, с хорошим парком, с оставленной библиотекой, с небольшим прудом, но с парой каким-то чудом уцелевших лебедей. Вид с дворца чудный и очень далекий, но у меня не было настроения любоваться им. Пара лебедей и покинутая библиотека пахнули на меня такой грустью, что я никак не мог ее сбросить со своих плеч. Я их невольно сближал вместе – когда-то они составляли утеху их хозяину, после умственного наслаждения среди своих книг он, вероятно, спускался к пруду и здесь наслаждался в ином духе, кормя свою белоснежную пару милых величественных животных. Среди книг я успел заметить прекрасное издание Дон-Кихота с рисунками Доре… Оно уже было достаточно помято и порвано какими-то чужими руками, остальное стоит на полках… посещу и посмотрю.