Письма с острова Скай

Но я ошибался. Она все-таки написала мне снова. Написала не только то письмо, вложенное среди страниц рядом с «Негой», — вся книга была написана мне. Каждое стихотворение в ней было о нас. Если бы я открыл эту книгу тогда, я бы увидел, что она не отступилась от меня. Это был ее последний призыв, последняя молитва в переплете из кожи цвета красной яшмы. Она не забыла.

Все, что мне нужно было сделать, — это открыть книгу, прочитать то, что она написала для меня и обо мне за эти годы. Но я этого не сделал. Я снова подвел ее. Снова проявил себя трусом в самый важный момент.

Дэвид

Эдинбург

Суббота, 19 октября 1940 года

Дорогой Дэвид!

Я нашла в маминых тетрадках одно письмо, которое она так и не отослала. Она писала его в тот день, когда дверь ее дома открылась и на пороге появился Йэн. В этом письме открывается столько, сколько ни в одном другом. Прочитай его и потом приезжай в Эдинбург. Прочитай его и приезжай к нам, домой…

Люблю,

Маргарет.

Остров Скай

10 августа 1917 года

Дорогой Дэйви!

Я знаю, что давно тебе не писала, но, пожалуйста, поверь, у меня была на то серьезная причина. То, в чем я должна тебе признаться, может тебя рассердить, но прошу тебя не злиться. Я постараюсь все объяснить.

Я писала тебе, что потеряла ребенка. Но как говорит моя мама: «Как потерял, так и нашел». Выкидыша у меня не было. Я родила.

О, я пыталась прервать беременность. Получив от Харри письмо о том, что ты погиб, я не хотела рожать. Я не вынесла бы этой пощечины судьбы — постоянного напоминания о семье, которую могла бы иметь. Поэтому я делала все то, что не разрешается делать во время беременности: мыла окна, ходила по могиле самоубийцы, ела зеленые сливы, стояла под новой луной, пила виски, сидя в тазу с горячей водой. Ничего не помогло.

Потом оказалось, что ты жив, и все стало прекрасно. Я носила под сердцем ребенка, и у меня был мой Дэйви. Но я вспомнила, как отнесся ты к новости о моей беременности, как напуган был мыслью о предстоящем отцовстве. Я не могла признаться в том, что мысль о предстоящем материнстве пугала меня ничуть не меньше. И потому медлила с тем, чтобы рассказать тебе о будущем ребенке, откладывала это на потом снова и снова. И настал момент, когда я не могла открыть свой маленький обман без того, чтобы это не прозвучало до крайности фальшиво: «Надеюсь, моя посылка с продуктами дошла до тебя и ты хорошо питаешься. О, кстати, вчера я родила».

Жалею, что не сказала тебе. Я так хотела, чтобы во время родов ты был рядом со мной. Хотела, чтобы ты целовал меня в лоб и говорил, что я отлично справляюсь, что я твоя храбрая девочка. Я хотела, чтобы ты взял свою дочь на руки и стал первым человеком, которого бы она увидела в этой жизни.

Я назвала ее Маргарет, что означает «жемчужина». Она поистине настоящее сокровище.

Но мне приходится нелегко. Все соседи знают. Они видели, как растет мой живот под вдовьим платьем, и перешептывались у меня за спиной. Они видели, как несколько лет текли ко мне письма из Америки, и они запомнили те три раза, что Элспет Данн ступала на паром. Они не удивились, что год спустя после получения извещения о смерти Йэна у меня появился ребенок.

Я думаю о том, чтобы уехать. Привяжу Маргарет себе на спину и взойду на паром в последний раз. Покинув Скай, я смогу вырастить ее без ухмылок соседей. Покинув Скай, я, может быть, дам Финли шанс вернуться. Махэр так скучает по нему.

Когда-то ты сказал, что в той квартире в Эдинбурге ты почувствовал себя как дома. Не сможем ли мы сделать ее настоящим домом? Приезжай домой к Маргарет; приезжай домой ко мне. Приезжай домой в свою семью, Дэйви.

Жду,

Сью.

Глава двадцать девятая Элспет

Эдинбург

25 октября 1940 года

Дорогая махэр!

Маргарет разыскивала «первый том» моей жизни. Тем временем я ждала, когда начнется второй.

Возвращаясь на поезде в Лондон, я решила, что ждала достаточно. Никакого второго тома нет и не будет. Что мне принесло мое ожидание? Девять тысяч визитов в собор, дочь, которая не знает прошлого, и брата, который не хочет его знать. В поезде рядом со мной сидел Финли, Маргарет ехала следом с письмами. Оба они для меня важнее, чем ожидание призрака.

Но вот Финли привез меня в Эдинбург, и все мои обещания самой себе оказались забытыми. Ноги сами пошли привычным путем к Святой Марии, и я не удивилась, когда подняла взгляд и увидела перед собой резные двери. Не могу сказать, чем является для меня мое ожидание, — наркотиком или привычкой, но одними лишь смелыми заявлениями конец ему не положить.

В среду вечером я опять была там, на своем обычном месте. На коленях лежала маленькая коричневая Библия с надписью «Дэвид Грэм» в уголке детским округлым почерком. Как всегда, я водила пальцем по буквам его имени и, как всегда, обещала себе, что этот визит будет последним. Девять тысяч дней ожидания — это много, но десять тысяч — уже чересчур. Я должна была покончить с этим. Потому что, махэр, мне стали видеться призраки.