Письма с войны

- Она будет в восторге, – всхлипнула брюнетка, вытирая слёзы.

Генри надулся:

- Тебе не нравится?

- Что ты, солнышко, конечно же мне нравится, – она притянула сына к себе и крепко обняла, всхлипывая и пытаясь собраться с мыслями.

- Почему ты плачешь?

Это безумие, но Реджина держала кукольную копию Эммы в руках и молила всех известных богов обратить её в настоящую Эмму. Это безумие, это невозможно, но это всё, чего она желала сейчас.

- Просто она мне очень нравится, милый. Давай, ты нарисуешь Эмме эту куклу, и мы сегодня пошлём ей письмо вечером?

Генри кивнул и побежал к столу. Притянув к себе коробку с карандашами и чистый лист, он принялся за рисунок, позабыв о матери, которая сиротливо смотрела на куклу, уже не пытаясь остановить слёзы, льющиеся из глаз. Блёстки еще не высохли и останутся на пальцах и пиджаке, но ей всё равно. Они с Генри тут, в безопасности, скучают по ней, шлют ей письма и рисунки, а Эмму там чуть не…

- Эй, – Тина наклонилась к ней и мягко потянула вверх, помогая подняться. Она повела Реджину в уголок, подальше от детских любопытных ушей. – Что с ней случилось?

- Ничего.

- Реджина, она и мой друг тоже. Что с ней?

Слёзы полились с новой силой, сопровождаемые придушенным рыданием, Реджина уже позабыла, что от слёз может трясти. Слава Богу, Генри занят рисунком. Она уткнулась в плечо подруги, Тина, успокаивая, обняла её.

- Эмма…? – осторожно спросила воспитательница.

Миллс покачала головой, не дав ей договорить. Она сотрясалась от слёз, позволяя Тине обнимать себя. Слеза, скатившись по щеке, упала на войлочный коврик с изображенной на нем картой города. Узкие ленточки улиц, разноцветные дома, ратуша, полицейский участок. Желтый школьный автобус потемнел от влаги.

- Это так тяжело, – всхлипнула Реджина, такого голоса у нее никто не слышал с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. – Так тяжело.

- Реджина, что случилось? – прошептала Тина.

Но брюнетка только качала головой, тихо всхлипывая, уткнувшись в её плечо, и снова и снова повторяла одну фразу.

* * *

Октябрь 12, 2005. Лагерь Виктори, Ирак.

- Думаешь, это ей поможет? – Фредерик сидел на капоте грузовика.

- Нет. Даже она сама так не думает, – Кеннеди мрачно наблюдал, как Эмма яростно и методично молотит боксёрскую грушу. Как только Спенсера перевели, девушка начала проводить всё свободное время, выколачивая пыль из ни в чем не повинных боксёрских снарядов.

Уже четвертый месяц, как только представлялась возможность, Свон уходила на тренировочную площадку и отрабатывала удары на грушах или несчастных рядовых, которым не посчастливилось стать с ней в спарринг. На занятиях по физподготовке она стала действовать резче, доводя себя до предела, до полного изнеможения. Эмма почти перестала разговаривать. Она просто выходила на площадку, одетая в штаны, берцы и футболку, и занималась, пресекая все попытки окружающих начать разговор или хоть как-то вторгнуться в личное пространство. И все понимали, в чем причина этих разительных перемен. Однажды к ней подошел Джонс и как ни в чем не бывало спросил, что такого произошло, что Спенсер сдрейфил и сбежал. Эмма сломала ему нос. За это блондинка получила устный выговор и предупреждение, что, если подобное повторится, следующий выговор будет занесен в личное дело. Но даже эта угроза нисколько её не обуздала.

Даже Нила Эмма не подпускала к себе близко, хотя он и оставался единственным в отряде, кто мог подойти к её койке, чтоб дать ей бинт или напомнить, что нужно поесть. Изредка девушка с ним разговаривала. Но все понимали, что в Эмме что-то сломалось.

Кен и Фред продолжали смотреть на неё. Апперкот, коленом в рёбра, левый джеб, левый джеб, правый хук. Кен покачал головой и вытянув сигарету из пачки, закурил, глубоко затянувшись:

- Она не должна быть тут.

- Ты, правда, это говоришь после всего, что случилось?

- Я говорю, что она имеет такое же право уехать домой, как любой солдат, которому оторвало в бою руку, – процедил сквозь зубы Кен.

Эмма вскрикнула, остервенело молотя кулаками по груше, и даже ребятам, сидящим на другом конце площадки, было видно, что сквозь бинты, которыми она обмотала кисти, сочится кровь. За этим последовал шквал ударов ногами, и, наконец, девушка в изнеможении обняла грушу, все еще осыпая её слабыми ударами.

- Она же себя угробит, – мрачно вздохнул Кен. Хольт ничего не ответил, но по его лицу видно было, что он согласен с товарищем.

- Вам двоим, что, делать нечего? – проворчал Карбера, стягивая Фреда с капота и толкая их к выходу с площадки. Прежде, чем уйти, Кен еще раз оглянулся на блондинку, вздохнул и, выплюнув бычок, старательно втоптал его в землю.