Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Прилагаемое письмо, пожалуйста, пошлите по адресу Ек[атерины] Пав[ловны] сегодня же.

410 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

25 или 26 мая [7 или 8 июня] 1907, Капри.

Посылаю вам, дорогие друзья, порцию гороха, предназначенного поколебать стену английских предрассудков. Второй экземпляр не исправлен за недосугом, будьте добры, сделайте это сами. Письмо к Уэллсу не могу еще написать за отсутствием Пятницкого, сделаю это, как только он появится на горизонте.

Вчера каприйцы устроили какой-то праздник, — собственно говоря, праздника никакого не полагалось по святцам, но была хорошая погода, и люди сочли это достаточно серьезной причиной для безделья и радости. Какой они устроили фейерверк изумительный! Ничего подобного я никогда не видал. На горе, темной ночью, огонь играл целые симфонии… Целый день гремела музыка, народишко шлялся по острову и орал, как пьяный.

После Англии — это удивительно. Чувствуешь себя в опере, честное слово!

Итальянцы будут хорошими социалистами, мне кажется.

Жму руки.

А. Пешков

411 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Конец мая [середина июня] 1907, Капри.

Дорогой Иван Павлович!

Не напечатают ли англичане прилагаемое письмо? Мне кажется, оно имеет некую цену для них, до известной степени освещая политику царя.

М. б., Вы предложите и немцам или французам? Тогда уничтожьте обращение к редактору «Нации».

Пожалуйста, пришлите мне записки Урусова! И — если вышло — немецкое издание «Матери».

Записки Лопухина не Вы ли издаете?

Заканчиваю мою повесть «Шпионы».

Здесь Гусев-Оренбургский.

Получил из России декадентские книги.

Озера глупости и пошлости!

Жму руку.

А. Пешков

412 И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

7 или 8 [20 или 21] июня 1907, Капри.

Дорогой Друг!

Новое предательство кадетов прекрасно завершает социальную позицию и дочерчивает психическую физиономию этих бывших людей — каждый истинный революционер теперь, я думаю, должен ясно видеть, что это люди, совершенно лишенные разумного социального чувства солидарности с духовными интересами родины, это — бывшие люди — лишние люди

Меня никогда не тревожила возможность их морального влияния на массы — это влияние, разумел я, не может исходить от партии, не вооруженной широким идейным планом коренной перестройки общественных отношений.

Но я порою думал, что эти люди способны затруднить, запутать логический и нормальный ход нашей революции своей проповедью примирения, я полагал, что, являясь, хотя и слабыми — в смысле энергии интеллектуальной — защитниками известных экономических интересов, эти жалкие люди своей двойственностью могут вредить росту революционного, то есть социалистического сознания в народе.

Сейчас я очень рад — кадеты политически издохли, они обнаружили свое ничтожество и тем оттолкнули от себя демократию. Мне думается, кадеты теперь уже не в состоянии как-либо помешать необходимой изоляции пролетариата, они слишком рано обнажились, и всякий разумный человек должен ясно видеть, что с их стороны никогда нельзя ждать чего-либо жизненного, какой-либо активной помощи делу революции.

Я уверен, что избирательный закон, совершенно уничтожающий даже призрак конституции, будет изменен под давлением жизни, то есть в силу протеста демократии, руководимой пролетариатом, и, вероятно, кадеты снова попытаются выйти на сцену. Это их выступление будет их публичною казнью, гражданскою смертью, им не дадут голосов, и эта сволочь, оторвавшаяся от жизни, бесследно распылится в ней, бесследно — ибо она не оставит по смерти своей ни зерна какой-либо живой идеи. Не надо быть пророком, чтобы предвидеть подобное.

Я рад. Наша революция изумительно глубока, разно стороння, она должна быстро создать в передовых слоях революционной массы людей стойких, мудрых, и она должна кончиться крупным социальным завоеванием.

Устали люди? Слишком много судорог, много боли?

Дорогой мой друг, не забывайте — мать впервые родит свободу, она физически не очень крепка, а ребенок должен быть крупен — вот почему родовые муки так длительны.

Нам не надо терять веру в то, что мы одолеем, нам не следует забывать, что мы живем в эпоху революционную и что наша революция — начало общеевропейской, как об этом говорят события во Франции, здесь, в Австрии и как скоро, я думаю, закричат о том же Ваши тяжелые немцы.