Читаем Письма. Том I. 1828–1855 полностью

И, конечно, несмотря на то, что по сие время я ничего ни откуда не получил, касательно помощи от г. Голубкова, и несмотря на самые затруднения при первом водворении миссии, когда нет еще помещений и для пришедших русских; я ныне же бы отправил сына моего к Гилякам, как о том просил меня усердно и г. Невельской, если не с семейством, то одного, и нашел бы денег на содержание его. Но меня связывает одно и самое важное и главное.

Для начатая этого деда в земле, еще не вошедшей в состав, не только какой-либо епархии, но и самой России, необходимо соизволение Государя и благословение или позволение Св. Синода. Но я не вижу первого и не имею последнего.

Конечно, о первом я могу и не знать, но без последнего я не смею принять в свое ведение не только целого народа, но даже ни одной души. Правда, для избежания суда и осуждения, по правилам Св. Соборов, я мог бы употребить мирские средства, т. е. послать сына моего на Амур под видом посещения там русских; а он, под разными предлогами, мог бы остаться там на зиму. Но можно ли и зачем начинать великое дело Божие лукавством и средствами не духовными?

Знаю я, что Св. Синод не решится дать официального позволения на учреждение миссии в земле Гиляков, ибо дело о заселении русских между Гиляками еще и поныне держится в секрете, и потому то я прошедшего 1850 лета от 22 июня беспокоил моим письмом Его Высокопреосвященство Никанора и просил его разрешения: может ли священник, имеющий посещать русских, живущих на Амуре, обращать свою проповедь к туземцам. Такого разрешения для меня теперь было бы достаточно; но к сожалению моему, я оного не получил еще и по сие время. (Без всякого сомнения, оно в числе прочих бумаг провезено в Камчатку, либо куда-нибудь; ибо я, живя в Аяне с 3 апреля и по сие время, не получил ни одного указа и ни одного отношения от Вашего Сиятельства, кроме 3-х прошлогодних).

И посему, при настоящих обстоятельствах моих, я решаюсь так: сына моего возьму с собою в Америку на службу, что для него почти и необходимо, и на будущую весну пошлю его опять в Аян с тем, если последуете позволение Св. Синода на открытие миссии в заливе Гиляков, то он пойдет туда; а если не последуете, или это дело будете поручено не мне, то он, взяв свою жену (которая посему остается в Аяне у родных), возвратится в Ситху. На случай же, если чаемая нами помощь от г. Голубкова почему-нибудь не получится и на будущий год, то, чтобы не остановить дела открытия миссии, я на первый год дам жалованье священнику с причетником из сумм, находящихся в моем ведении, а там! если Господу будете угодно, средства найдутся (обращаться же с подобною просьбою к Св. Синоду я уже не смею и не намерен; предоставляю все воле Господней). Нынешнего же лета, если будете случай, я велю Аянскому священнику побывать на Амуре для исправления треб между живущими там русскими.

Обо всем этом я уведомил Николая Николаевича и просил его написать и с его стороны к кому следуете, дабы священник Гавриил Вениаминов на будущий год мог иметь средства, как к существованию своему, так наипаче к начатию и продолжению возлагаемого на него поручения.

Честь имея уведомить о сем Ваше Сиятельство, я покорнейше прошу доложить о сем Св. Синоду и о последующем почтить меня Вашим уведомлением. Но, чтобы священник, Г. Вениаминов, по прибытии в Аян, тотчас мог знать, куда он должен идти: на Амур иди обратно в Ситху, покорнейше прошу Ваше Сиятельство копию с письма Вашего ко мне или выписку из оного приказать послать Аянскому священнику[193], для вручения сыну моему, или тому, кто будет послан вместо него на Амур.

С совершенным почтением и преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

августа 7 дня. 1831. Аянский порт.

Его Сиятельству Г. Обер-Прокурору Св. Синода, Графу Николаю Александровичу Пратасову.

Письмо 102

В дополнение к полуофициальному письму моему от 4-го августа к Вашему Высокопревосходительству[194], считаю нужным присовокупить следующее:

Бога ради, не подумайте, Ваше Высокопревосходительство, что я просьбу Вашу о снаряжении сына моего на Амур в нынешнем году не исполнил по каким либо своим видам или по нехотении моему. Нет! Конечно, для избежания суда и осуждены за нарушение соборного правила, я мог бы употребить обыкновенное мирское политико-дипломатическое средство, т. е. послать сына моего на Амур под видом посещения Русских на время, а он под разными предлогами мог бы остаться там на зиму. Но можно ли? да и зачем начинать великое дело Божие лукавством и средствами не Евангельскими не чистыми?

О перенесении кафедры нашей я ничего не получил но при настоящих обстоятельствах я очень доволен этим, тем более, что Вы в письме Вашем указываете на то, о чем я мечтал, т. е. о перенесении кафедры на Амур. О! если бы Господь велел мне это сделать при содействии и помощи Вашего Высокопревосходительства. Что касается лично до меня, то я готов на первый раз поместиться в юрте, лишь бы только было место, на котором бы могла установиться кафедра в буквальном смысле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза