Письма Уильяма Берроуза

Я навел справки, и подозрение, что в городе — капитальная чистка, подтвердилось. Бани закрыты. Нарков ловят, и они дрожат на кумарах у себя в каморках. Алан [Ансен] думал снять комнату, но хозяин, как услышал, что я собираюсь три дня у него перекантоваться, взбесился. Мы пролетели. Вот же бред: хочешь принять кого-нибудь хотя бы на ночь, надо оформлять его по всем правилам! Нет, ты представляешь! Да Колумбия — королевство свободы по сравнению с этой дырой. Не важно, сколь уважаем твой гость, ты его к себе даже выпить пригласить права не имеешь. Оформляй, как полноценного постояльца. Гор Видал, поганый брехун! Встретить бы его — все выскажу про вранье насчет того, как Италия великолепна, как все в ней прекрасно, и того, что в стране сейчас второй Ренессанс. Ложь! Италия много кому уступает, по всем статьям. Франция, кстати, ничем ее не лучше и вдвое дороже.

Все больше убеждаюсь: нет на свете места лучше Мексики. Господи, и что я в Калифорнию не поехал? Но нет, двигаюсь дальше, в Северную Африку. Алану, впрочем, здесь весело: он-то гуляет по кафедральным соборам да к тому же неплохо переносит холод. И еще умудрился провернуть парочку affaire de coeur [214] в холодных подъездах (средняя цена — десять баксов и какая-нибудь безделушка в довесок).

Пиши, не забывай. Алан шлет тебе большой-пребольшой привет.

Всегда твой, люблю, Билл

Дорогой Аллен!

Ни фига подобного, плата — всего три доллара двадцать центов, но можно получить «премиальные», если отсосешь не в подъезде, а в тачке. Фонтаны чудесны (даже наш колючка Билл расчувствовался при виде Треви). Да, есть мелкие недоразумения, однако в целом Европа прекрасна. Приятной тебе поездки на Юкатан и привет Нилу.

С любовью, Алан

P.S. После этой недели на аптеки я смотрю иначе. Болеутоляющее — и впрямь вкуснотища.

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

Танжер

26 января [1954 г.]

Дорогой Аллен!

Танжер мне совсем по нраву. Нет здесь никакой колонии писателей, или же все они хорошо спрятались. Каждый тут лезет в твое дело; вот, например, подходит ко мне какой-нибудь хмырь и говорит: «Твой друг Али — на Сокко-Сико. Гони песету». В итоге трахнуть Али так и не получается, нет места для этого: Танжер — страна нецивилизованная, в дешевый отель не впишешься. Если мальчик видит, что может хорошо навариться, то цену заламывает, как в лучших борделях. К тому же Али беспокоится о своем статусе среди чистильщиков обуви, боится, как бы кто не заподозрил, что я его е…у (ох, надо бы без мата в письмах). Али бьет себя в грудь и заявляет: «Ведь я мужчина». Боже правый, прямо как в Клейтоне, в штате Миссури.

Трава у них поганая, дерет глотку, будто смешана с конским навозом. И вставляет не сильней кукурузных рылец. Искал, где бы раздобыть О. — так один типок впарил мне сушеные головки мака. Ладно, раз уж приехал сюда, придется осмотреться и акклиматизироваться. Может, мое мнение еще переменится. А так, дай бог мне вернуться в Мехико. Или в Перу.

Религия у мусульман — сплошные дебри. Я одно понял: день и ночь мусульмане ни хера не делают: сидят, пыхтят дурью и режутся в какую-то дебильную карточную игру. Не вздумай принимать всерьез рассказы Боулза [215] (бесстыжего вруна) о загадочной душе Востока. Я вижу исключительно лентяев, болтунов и дебилов.

[Письмо не закончено.]

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

Марокко, Танжер 9 февраля 1954г.

Дорогой Аллен!

Жду Келлса, он должен объявиться с минуты на минуту. Этот город — настоящий памятник минувшего бума. Отели, бары пусты. Разваливаются гигантские недостроенные дома с розовыми стенами. Пройдет всего несколько лет, и на их месте расселяться арабские семьи, приведут с собой коз и кур.

Живу я в самом лучшем районе за пятьдесят центов в день [216]. В местном квартале поесть можно на двадцать центов. Однако мальчики и сладкий опиум разоряют меня. Мальчика, конечно, можно снять за один бакс и даже меньше, а вот ауреномицином для профилактики смазаться — стоит дорого. (Жопа, кстати, снова в рабочем состоянии.)

Я тут написал кое-что, пришлю тебе наброски, как только раздобуду пишущую машинку.

У города, по-моему, несколько измерений; мне довелось пережить пару случаев в духе Кафки. Переживи такое Карл, он бы снова загремел в дурку [217]. Например: я снял араба в европейском прикиде, переспал с ним. Через пару дней в дождь (и наевшись хашика, его тут подают в виде кексов к горячему чаю) встречаю араба в национальной одежде и уединяюсь с ним в бане. Теперь мне кажется (да, кажется), будто я два раза имел одного и того же араба. Как бы там ни было — я его потом ни в том, ни в этом наряде не видал.