Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983

Давно Вам не писал в надежде, что Вы вот-вот приедете. Но время идёт, и Ваше прибытие, как видно, задерживается. Скорее всего, здесь элементарный бюрократизм, связанный с тем, что нет никаких сил, живо заинтересованных в Вашем приезде. Я в счёт не иду. Во-первых, влияние моё в Академии наук равно нулю, а тем более в той сфере, где я в служебном смысле не работаю. Во-вторых, если бы я пытался вмешаться в ход этих дел, то, безусловно, вышло бы хуже. Как в литературных институтах, так и в аппарате президиума я – персона нон грата. А если бы о моём желании увидеться с Вами проведал Дымшиц или Храпченко²⁵⁹, то дело Ваше было бы табак. Боюсь, что и так без их участия в этом не обошлось. Но как можно предположить, дело это для них слишком мелкое, чтобы они предпринимали чрезвычайные меры. В конце концов, в качестве движущей силы остаётся только Ира²⁶⁰, и она, кажется, нажимает, а женщина она, вообще говоря, пробойная.

Моя статья (продолжение «В мире эстетики») сдаётся только в набор с тем, чтобы появиться в августе. Речь идёт уже о серии статей. Но братья-славянофилы в организационном и техническом отношении стоят на уровне эпохи царя Алексея Михайловича, так что полной уверенности в том, что статья появится, у меня нет²⁶¹. Нет также уверенности в том, что в случае появления это будет к лучшему. Многие молодые мои советчики умоляют меня не путаться с этой котерией[36]. Но так как противоположная не лучше, а журнал всё-таки государственный, советский, то попробуем. Риск, конечно, в том, что это послужит ещё одним поводом для запутывания голов. Ведь третьего не должно быть.

Что касается В.Б. Александрова, то его биографические данные содержатся в новом издании «Литературной энциклопедии»²⁶², а с Юрием Арсеньевичем Спасским дело обстоит хуже. Не исключено, что в отделе творческих кадров ССП есть о нём какие-то материалы. Но времени нет это изучать. Сам же я могу рассказать о нём только следующее. Он был старым революционером-эмигрантом, с какого времени примыкал к большевикам – не помню. Не был ли сначала левым эсэром, тоже сказать не могу. Участвовал в штурме Кремля в октябре 1917 г. Человек образованнейший, из выморочного, опустившегося дворянского рода. Помню, что рассказывал мне семейные истории, к сожалению, мною забытые, но хорошо помню, что щедринские «Господа Головлёвы» казались ему верным слепком с его фамилии. В двадцатых годах он занимался экономикой, так называемой тогда «экономической политикой» – я познакомился с ним по работе кафедры общественных наук Вхутеина. Во второй половине двадцатых годов Спасский был «проработанным» экономистом, так как его имя, рядом с именем другого экономиста – Богушевского²⁶³, фигурировало в качестве примера защиты бухаринского лозунга: «Обогащайтесь!» по отношению к крестьянам. Но сам он относился к этому обвинению шутливо, полагая, что оно не основательно. Во всяком случае, такая неудача была одной из причин, толкнувших его в сторону занятий историей литературы. Я привлёк его к работе Института искусства и литературы Комакадемии, а позднее – секции литературы и искусства Института философии КА (после смерти Луначарского и слияния двух институтов)²⁶⁴. Позднее он преподавал в ГИТИСе (театральном институте) историю литературы. Библиография его, к сожалению, не собрана. Это был умный, тонкий человек, марксист-эпикуреец. Может быть, его уход в сторону от экономических занятий и осторожное, хотя и определённое участие в передовом литературном движении 30<-х> годов способствовали благополучному окончанию его жизненной карьеры, которое последовало уже во время войны. Последний раз я встретился с ним в ресторане Дома писателей примерно в 1943 г. Он был уже очень слаб, чему, увы, способствовала женитьба на молоденькой девице, слушательнице ГИТИСа. «Она такая милая», – сказал он мне голосом, звучавшим уже с того света.

Очень жалею, что не могу помочь Вам разысканием статей Спасского и более точных биографических данных. Я очень занят и от того, что безнадёжно перегружен срочной работой, занимаюсь иногда – по закону обратных сил – отвлечёнными вопросами, вроде вопроса о происхождении ритма и прочих формальных закономерностей искусства. На днях я должен читать на тему об условности в Отделе культуры ЦК, прочёл уже на эту тему лекцию в Академии художеств. У нас здесь, как Вы знаете, полное засилье лживой эклектики, ведущей, по существу, к «конвергенции». Хотят отделаться от демократических и культурных требований, отдав на растерзание марксизм. В этом секрет Сучковых²⁶⁵, Храпченко и всей компании, их необходимость. Пусть старый спор возобновится. На победу я не рассчитываю, но хотел бы воспользоваться положением в пользу того же марксизма. Дело в том, что ведь и отказаться от него нельзя, не можем – это было бы принятие программы Солженицыных и Сахаровых.