Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983

К сожалению, мои поиски сустака для Вас не увенчались успехом. Спросите Вашего врача, не нужен ли курантил или кордарон, а главное, конечно, нужно воздерживаться от физических усилий, в конце концов даже за счёт отказа от ремонта. От грязи теплее бывает, говорят в народе.

Зато могу Вас поздравить с окончанием книги о Глебе Успенском, и то, что Вы заняты сейчас мелкими улучшениями, это только к радости. Нет большего удовольствия на свете, сказал Карл Маркс после окончания первого тома «Капитала», чем облизывать своё детище³⁶⁶.

Всего Вам доброго, больше всего здоровья!

Большой привет Зое и всему семейству от нас обоих.

Мих. Лифшиц

1 марта 1979 г

Дорогой Михаил Григорьевич!

Я давно уже получил от Вас два письма – одно, так сказать, рутинно-литературное, другое горько-ироническое, но не мог собраться ответить, ибо, по закону моего «сплошного быта», через меня проходит масса всякой текущей работы, а также сношения с близкими и далёкими, иногда совсем ненужные, да что поделаешь, видно, характер такой, что создан служить. Прошу у Вас извинения за то, что не откликнулся сразу на трагическую смерть Вашей тёщи, которая указывает нам наше неизбежное будущее. Очень мне жаль Зою – при её болезненности это не только тяжкий удар моральный, но и физическое потрясение. Описание происходивших событий произвело и на меня сильное впечатление. Я ведь теперь даже в кино не хожу; живя в Доме ветеранов кинематографа, один только раз посмотрел итальянскую картину, обманутый тем, что это была «сатирическая комедия». И от этой сатиры я только и спасался, что нитроглицерином.

Завидую Вам (до некоторой степени) в том, что у Вас один ребёнок – Глеб Успенский, а я, как всегда, растрёпан между многими делами, которые начинаю и не довожу до конца. Сообщаю Вам на всякий случай, что в ЦГАЛИ есть фонд Успенского, в том числе и какие-то воспоминания о нём И.И. Успенского. Но для Вас это всё, мне кажется, и недостижимо, и неважно.

Спасибо за указание моей ошибки. На это я способен, память у меня проделывает фантастические трюки. Место я не нашёл, но, когда буду читать вёрстку, обязательно исправлю³⁶⁷. Насчёт колбасы постараемся что-нибудь сделать, а у Зои (когда она отойдёт) Лида просит написать в Азию относительно мумиё. Деньги тотчас же вышлет. По-моему, всё это ни к чему, но жена жаждет меня лечить – это её право и её обязанность. Вы спрашиваете, чем ознаменован для меня конец зимы? Только выходом второго издания моей книги «Искусство и современный мир». Есть существенные дополнения, некоторые из них довольно острые. Тираж ещё не поступил, как только получу заказанные экземпляры, вышлю и Вам. К сожалению, сборник моих статей, который я сдал перед первым инфарктом в «Худ. лит.», только сейчас пошёл в производство и в другом издательстве. Пример моей жизни: в сборник вошли две статьи против Видмара³⁶⁸, который в те времена был президентом югославского союза писателей. Тогда, в 1957 г., на меня сильно нападали за недостаточно острую критику ревизионизма, а в 1976 г. умники из «Худ. литературы» решили, что перепечатка этих статей может испортить наши отношения с Югославией. Наконец, три года спустя сборник сдаётся в набор. Теперь – лишь год нужно ждать до появления в печати³⁶⁹. А Видмар, когда приехал в Москву, пожелал встретиться только со мной, да я не пожелал, сказался больным. Начали меня теперь переводить в Италии, но сопроводили вступительной статьёй, весьма рекламной, в которой я выгляжу догматическим ихтиозавром³⁷⁰. Поди-ка разберись!

А между тем через три-четыре месяца мне будет уже 74 года. Я умудрился долго прожить, хотя ещё в тридцатых годах один писатель назвал меня селенитом, жителем Луны. И как-то я умудрился даже так расположить свои «даты», что захватил и начало века, и начало конца его. Целое столетие, за время которого было много перемен, но осталось что-то промежуточное. Я всё ещё живу событиями времён моей молодости и хотел бы досмотреть до конца этот фильм, хотя разум мне говорит, что это невозможно. До свидания!

Ваш Мих. Лифшиц Р. S. Привет от Л.Я.

12 апреля 1979 г

Дорогой Михаил Григорьевич!

Спасибо за письма, спасибо за утешения. Не помню, что я Вам писал, но ясно, что говорил «жалкие слова», по выражению Захара³⁷¹. На это можно просто наплевать. Человеку свойственно думать, что его слова могут компенсировать реальные недостачи, он и говорит, хотя, как сказал Боэций, «ты был бы философом, если бы молчал»³⁷². На сценарий я вовсе не надеюсь – во всяком случае, несколько первых аккордов описываемой Вами симфонии достаточны, чтобы оглушить меня (особенно, если ещё в ход пойдут ударные). Посылаю Вам книгу³⁷³, из которой видно, что я продолжаю по принципу: «поп своё, а чёрт – своё»; но, согласно моему же взгляду, главное во всяком деле – о чём, а не как. Отсюда и зависть по отношению ко всякому истинному философу, который следует правилу Боэция.