Письма в Небеса

Константинопольский архиепископ Иоанн, прозванный в народе Златоустом, был человек праведный, весьма умный, нестяжательный, любимый своей паствой — одним словом, он был святой. В обыденной жизни это означает, что он был человек в высшей степени неудобный для окружающих: соринка в глазу, камешек в башмаке, заноза в нежной коже. Ведь святой человек не может быть равнодушным. Рядом со святым нельзя жить кое-как, приходится подтягиваться, приходится следить за собой — а это, согласимся, нравится не многим. Перед святым нельзя лицемерить, нельзя ханжить, нельзя изображать бурную духовную деятельность: святой видит всякую ложь, его не обманет благочестивая поза и напыщенная мина. Святой может и не обличать никого вслух, — сама жизнь его жёстко обличает нерадивых.

Беда Иоанна Златоуста заключалась в том, что он был столичным архипастырем. Именно беда: сам он так и воспринимал свой высокий сан — как горькую напасть, как испытание от Господа. Когда провинциального антиохийского священника Иоанна начали приглашать на цареградскую кафедру, он отказывался самым решительным образом. Отказался раз, отказался два… Императорские послы поняли, что тратят слова напрасно, и попросту выкрали его, словно кавказский жених невесту. Константинополь при этом желал одного: привлечь в столицу ещё одну достопримечательность, украсить монарший двор популярным проповедником. И никто при этом не подумал, что отец Иоанн — это не модный краснобай, а подвижник благочестия, не «вития хитрословесный», а духовный учитель народа. Вскоре власть поняла свою ошибку, но было уже поздно. Подчинясь почтительному насилию императора, новый архиепископ взялся за работу со всей серьёзностью.

Ему было дико, что во время Литургии паства встречает его радостными воплями, точно заезжую театральную звезду, что посреди проповеди раздаются бурные аплодисменты, переходящие в овации: он-то отлично понимал, что этот плебейский восторг ничего общего не имеет с вдумчивым вниманием учеников благочестия. Его до глубины души оскорбляло бесстыдное богатство вельмож посреди народной нищеты. Его приводили в ужас монастыри, ставшие по сути роскошными санаториями для константинопольских бездельников… Что же касается местного священства, задаренного богатыми пожертвованиями и не считающего грехом иметь наложниц, то святой Иоанн на дух не переносил эту касту.

Как вы думаете, сколько врагов нажил цареградский архиепископ в первые же годы своего правления? Во всяком случае, намного больше, чем друзей.

Стоит учесть и то, что Златоуст смолоду самым решительным образом выступал против Синагоги, называл иудеев бесами во плоти, а ведь иудейское лобби в столице было и тогда весьма могущественно…

Если бы Златоуст жил тихо-мирно, заботился бы лишь о спасении собственной души, смиренно воздавал власть имущим положенные почести, то его ещё кое-как терпели бы вместе со всей его святостью. Но святой Иоанн не в одном лишь духовном самосовершенствовании видел свой долг. И для него не существовало ни чинов, ни званий, ни богатства, ни власти: если он видел грех, то тут же устремлялся на борьбу с ним.

Он, в сущности, никогда не был революционером по натуре. В бытность свою антиохийским священником он прославился, сумев несколькими проповедями усмирить вооружённый мятеж и привести город в повиновение Константинополю. Переселясь в столицу, он — опять-таки одним лишь словом своим — заставил сложить оружие взбунтовавшегося полководца Гайну и тем спас императорский двор. Он был готов служить мирской власти — но лишь до тех пор, пока власть служит Христу. Грех, совершённый помазанниками Божиими, был для него ничуть не извинительней, чем грех, совершённый последним нищим.

А что представляли собой в ту пору константинопольские монархи? Царствовал в те годы император Аркадий. Он царствовал, а правила его жена Евдоксия. Правила она, к примеру, так: увидев как-то в столичном пригороде чей-то обильный, ухоженный виноградник, она тут же распорядилась отобрать его у законных хозяев в пользу казны. Владела же виноградником некая вдова, у которой другого имущества не было, — без своих лоз она пошла бы по миру. Как воевать вдове с благочестивейшей императрицей? Кому жаловаться на помазанницу?

Бедная женщина пожаловалась архиепископу Иоанну. Златоуст немедленно отправился во дворец с ходатайством, но был грубо выставлен вон. Святой не обиделся — на то он и был святым, — но решил довести дело до конца, не дать злу восторжествовать. Он своей архиерейской властью запретил царице заходить в храм Божий и произнёс перед всем народом грозное обличение Евдоксии, сравнив её со злой ветхозаветной царицей Иезавелью.