Врач понимающе закивал головой, однако помочь мне он никак не мог.
В конечном итоге операция прошла успешно, одна из проблем была решена.
Тянулись дни, месяцы, Аль находился между жизнью и смертью. Но он держался…
Я обосновался у него в палате, спал рядом, ухаживал за ним, открывал окно, чтобы он мог насладиться пением птиц и ароматом монастырского сада. Я держал его за руку, гладил по голове, шептал ласковые слова, я хватался за все призрачные возможности, которые хоть немного сулили спасение Альентеса из лап смерти. Я хотел, чтобы он знал, он не один, я с ним рядом, и мы навсегда вместе.
Рауль частенько заходил к нам, проведать Альентеса и поболтать со мной, его верной сиделкой. После того, как он второй раз отказал Дедалу и вышел из состава наставников, перейдя в разряд воспитателей детских групп, у Рауля стало много свободного времени. Мне показалось, что за долгие годы, он, наконец, обрел некое подобие покоя. Дети его просто обожали, что и следовало ожидать, ведь так было всегда. А Рауль в окружении детской беззаботности и радости, сам погружался в легкость юности. Он забывал о своих неудачах и огорчениях. И, слава богу, я искренне радовался за наставника.
Однажды он принес медведя и положил на тумбочку у изголовья кровати.
— Его зовут Ран, — ласково произнес Рауль, касаясь рукой щеки Аля, — Теперь он будет охранять тебя. Смотри, не сдавайся, ты нужен нам живым!
— Знакомый медведь, — с презрением сказал я, косясь на игрушку.
Рауль опустился на стул рядом со мной.
Выглядел он подавленным.
— Это все, что осталось от Данте… моего дорогого Данте, — прошептал наставник.
— Не оскорбляй мой слух его именем, — фыркнул я.
— Диего… Я все понимаю, Данте сделал плохо Алю, и за это ему придется ответить перед страшным судом.
— Он не просто сделал ему плохо! Ты видел его раны? Видел?
— Диего. Я же сказал, Данте нет прощения. Но меньше его я любить не могу. Я видел, как он рос, я был рядом, когда он впервые научился плавать и радовался этому, пижама с медведями до сих пор висит в его шкафу, напоминая мне о нем… Я не могу просто так взять и забыть Данте. Он огромная часть моей жизни и моего сердца. Это я виноват, что так вышло.
— Как же… Почему я нормальный, а Данте…
— Он был неплохим в душе, только зачем-то отвернулся от добра. Он сгорел от ревности. Бедный мой мальчик…
— Вот, кто по-настоящему бедный, — я кивнул в сторону Альентеса.
— Аль… — вздохнул Рауль, — Как он?
— Вроде воспаление прошло, шов после операции зажил. Да и вообще, медленно его раны превращаются в шрамы. Я говорил с врачами о протезах…
— И что?
— Они сказали, что он сначала должен прийти в себя, поправиться. Тогда можно будет говорить о протезировании. Но у него сложный случай. Придется вживлять в тело, соединять с нервными окончаниями и мышцами, сам понимаешь, какая это боль… за что ему?
— Хоть бы все получилось…
Рауль сложил руки в мольбе.
— Да, доктора заявили, что шансы невелики. Они медлят. Мне кажется, они ждут его смерти…
— Не говори глупости… Все хотят, чтобы Аль поправился.
— Тут Винченцио приходил…
— Диего! Ты не…
— Нет, не тронул его, не бойся. Винченцио так правдоподобно стенал, что я оставил его в покое. Может, он и вправду раскаялся.
— Не иначе! Надо верить в хорошее!
— Мне все равно. Лишь бы Аль жил…
— Ты ведь понимаешь, что если он прейдет в себя…
— Без если!
— Хорошо. Когда он прейдет в себя, для него станет настоящим шоком его нынешний внешний облик.
— Мы справимся. А после протезирования проблема исчезнет. Он снова станет обычным человеком, пусть и с механическими железными конечностями. Подумаешь! Все равно его люблю…
— Надеюсь. Я горжусь тобой, Диего, ты смог отвоевать свою любовь у смерти. Теперь дело за Альентесом.
— Он не подведет!
— Но все же я боюсь того момента, когда он очнется. Тебе придется весьма сложно. С учетом характера Аля и его общим душевным состоянием, тяжесть только усилится.
— Я ведь знал, что люблю человека с проблемами, непростого, в общем. Но я добровольно с ним связался, поэтому не жалей меня, Рауль.
Я благодарно похлопал наставника по руке. Он вздохнул и положил голову мне на плечо. В палате тишину нарушало лишь тяжелое дыхание Альентеса.
Можно было бесконечно долго блуждать по бескрайней белой пустыне, в которой я очутился, не знаю и не помню как. Песок напоминал сахар, но попробовать его я так и не отважился. Меня постоянно поражало отсутствие звуков, абсолютное безветрие и растворенное солнца на небе, которое само по себе горело белоснежным светом. Конечно, я догадался, что находился за гранью реального мира. Я помнил взрыв и испуганные глаза Диего, что преследовали меня день за днем в редкие минуты дремоты. Умер ли я? Так ли выглядит мир мертвых? И как долго мне еще здесь блуждать? Я не знал… Не знал, что и думать. Если я попал в рай, то слишком уж он пустынный и мертвый, если в ад… то почему же здесь так спокойно и где расплата за мои страшные грехи?
Диего…
Я так хотел, чтобы ты взял меня за руку и вывел обратно на солнечный свет. Когда мрак Игнасио отступил, я хотел лишь быть рядом с тобой.