Письма в пустоту

— Я спасу тебя, мой единственный, — произнес Диего над телом возлюбленного. Он нежно коснулся его лба рукой, стирая сажу.

— Пойдем, нам пора домой, — кивну он, — Пойдем, любимый.

Осторожно Диего поднял обрубок, которым стал Альентес. Он обхватил его за шею и поддерживал за единственную ногу, так, чтобы не потревожить ран.

Тихо идя вперед, Диего уносил свою любовь к спасительному свету выхода, где его уже ждали браться монахи.

— Я люблю тебя, мой Аль, — не переставали шептать губы Диего.

ДОСТОИН ДЕЯТЕЛЬ МЗДЫ СВОЕЙ

Итон и его секретарь стояли на крыше высотного здания, взирая на полыхающее здание НИИ.

Буденброк лениво перебирал пальцами газетные листы, его секретарь следил за картинкой, транслируемой на экран его нетбука.

— Эмм, господин Буденброк, — опасливо обратился секретарь.

— Да, — Итон развернул свой электрический самокат к слуге, — Что тебе надо?

— Гленорван… Почему вы не помогли ему? — в глазах секретаря блестела печаль.

— А должен был? — устало пробормотал Итон.

— Не знаю, он же ваш друг детства…

— Дальше, что? Мне ему сопли подтирать?

— Ну, он ведь был лидером Акведука… Он много сделал для нашей организации.

— Был да сплыл. Джордж выдохся. Он бы рано или поздно сорвался, я не стал ждать. Джордж больше не нужен.

— Печально…

— Идиот. Ты ведь знаешь не хуже меня, что вся эта война надуманная история.

— Да, знаю. Но я так и не понял, для чего мы устроили сегодняшнюю стычку. Для чего заминировали здание?

— Обострение конфликта необходимо, — крякнул Итон, косясь на пожар под ногами, — Он нарушает равновесие и спокойное течение жизни. Нестабильность порождает новые возможности. Ты ведь знаешь, и у Аведука и у ордена общий хозяин. Когда ему надо мы сотрясаем общественное спокойствие войной. Тогда те, кто в курсе нашего противостояния начинает суетиться, совершать ошибки… Значит, хозяин заинтересован в изменениях.

— А Москва? Мы отдали монахам Россию???

— Ох, ну, Россия слишком нестабильный и непредсказуемый регион. Да и правительство зашевелилось. Я уже устал от этой страны, оставлю на потом. Сейчас мой интерес пролегает в Азиатском регионе. Там больше перспектив.

— Да, так и есть, — грустно кивнул секретарь.

— Ты что скис? — хмыкнул Итон, — Ничего неестественного не происходит. Орден создает иллюзию святости никому ненужным детям, они взрослеют и находят себе цель жизни. А Акведук предоставляет возможность для людей, считающих себя умниками, насмехаться над догмами общества, высеивать и ощущать свое превосходство. Игра… Не больше, наш мир лишь театр. Такова правда мира.

— Вы правы, — кивнул секретарь, — Жаль, что род Гленорванов прервался, все же они одни из тех, кто стоял у истоков.

— О чем ты? — Итон развернул свой самокат и медленно покатился к лифту, — Давай займись делом и подыщи маленького мальчика, хоть сколько-нибудь похожего на нашего Джорджа.

— А? Найти ребенка и объявить его незаконнорожденным сыном Гленорвана?

Будернброк резко остановился.

— Тебя что-то удивляет? Можно подумать старик Эдвард поступил иначе. Когда его родные сыновья погибли, он взял ребенка из приюта. Ха, а Джордж так любил отца, он и подумать не мог, что не родной. Высокомерный зазнайка! Мне с детства приходилось мириться с заносчивостью этого безродного щенка.

— Вот как…

— Что ты там лопочешь, букашка? Знай свое место. Работай!

— Да сэр, — секретарь с хорошо скрываемой ненавистью потупил голову.

Итон пока не знал, что нет ничего хуже скрытых обид в сердцах людей, от которых ты, так или иначе, зависишь.

ИСПИТЬ ГОРЬКУЮ ЧАШУ ДО ДНА

Из Москвы нас эвакуировали на вертолетах. Братство в виду особых обстоятельств расщедрилось на экстренные меры и, сославшись на совместные учения, небо России пересекли два военных вертолета. От НИИ ничего не осталось, из могучих отрядов братства едва ли набралось 40 человек, про Акведук ничего не знаю и знать не хочу.

В железном дребезжащем нутре летающей машины скопились люди, монахи сидели как один с мрачными лишенными надежды и смысла жизни лицами. Они прошли ад.

Я же его продолжал испытывать на себе.

Я склонился над своим изувеченным другом, сжимая его единственную руку. Врачи передвижного госпиталя братства, что колдовали над ним, изредка шикали в мою сторону, дескать, мешаю, но сделать со мной ничего не могли. Я не на шаг, хотя какой там, не на сантиметр не отходил от Альентеса. Хорошо, что Рауль летел на другом вертолете, он бы точно не вынес зрелища.

Кровоточащий обрубок, оживающий под взмахами рук врачей, вызывал смертельное чувство тоски и скорби. Аль, прикрепленный к тонне проводов и капельниц, лежал на полу вертолета и, изнывая от лихорадочной боли, отрывисто дышал. Бинты, что перевязывали его раны, вмиг становились алыми, и врачам снова приходилось их менять. Я бы не выдержал чудовищного зрелища, если бы не одно но…

Он дышал! Я слышал пронзительные сипы его легких, видел, как вздымается взмыленная грудь, и смотрел за ликами страданий сменяющими друг друга на лице Альентеса.

— Он будет жить? — я обреченно спросил у врачей.