— Хм, нет, не все, — Джордж усмехнулся, — Мама сжалилась надо мной и полезла на деревья. И чем выше она залезала, тем я сильнее боялся, что она вот-вот сорвется со скользких веток вниз. Мне уже не нужен был змей, заискивающе пестревший сквозь крону, я хотел одного, чтобы мама поскорее вернулась обратно, только так я мог быть спокоен. Я снова заплакал, прося ее вернуться. Каково же было ее удивление! Но она все же достигла цели и забрала змея, а потом, стоя на земле, мама прижимала меня к себе и смеялась над моими детскими страхами. Я успокоился от ее улыбки, — американец сладко зажмурился, — Мое самое яркое воспоминание — улыбка моей матери, внушающая мне, что все хорошо, что гроза закончилась, и уже все-все хорошо… Но тебе, наверное, не понять моей радости, ведь матери у тебя никогда не было!
Альентес нахмурился.
— А мое самое ярко воспоминание — внезапно выпалил он, — Взгляды моих собратьев, тех с кем я вырос в детской группе, когда стали известны результаты распределения по наставникам. С одной стороны в них читалась жалость к моей судьбе, с другой бесконечная радость, что это не им выпала немилость судьбы оказаться учеником Игнасио… Такое тошное чувство возникает от их взглядов…
— Зависть?
— Злость…
— Ты способен чувствовать? — иронично произнес Гленорван.
— Нет, не способен. Устраивает?
— Меня вполне.
— Ну и все, — Альентес открыл новую пачку сигарет.
— Может, расскажешь, кто такой Диего? Ты так сладко его звал…
— Тебя не касается! — яростно выкрикнул Альентес. Его буквально свело гневной судорогой.
— Видимо это воспоминание ты оставил исключительно для себя.
— Тебя это не касается, — вкрадчиво повторил монах.
— Ладно, — Джордж рассмеялся, — Забудем!
— Тебе, что натерпится узнать подробности моей жизни? — с желчными нотками в голосе проговорил монах.
— Абсолютно неинтересно, просто, чем больше знаешь о противнике, тем легче его одолеть.
— Твой сегодняшний пассаж возле ресторана не был похож на элементарное выуживание информации! Скорее ты выглядел взволнованным!
— Да уж, смотрю на тебя все и думаю, как у тебя духу хватает быть таким спокойным…
— После всего, что со мной делали? Ты это хотел сказать?! — перебил Альентес.
— Тебе не к лицу доминировать в разговоре, — презрительно фыркнул Гленорван.
Повисло молчание.
— Все же, я не понимаю, как можно так низко пасть и ни во что себя не ставить, так, как это делаешь ты.
Джордж принял серьезный вид.
— Я? Меня не существует… Я слуга, обслуживающий персонал, вспомогательный механизм… Называй как угодно!
Альентес сдвинул брови.
— Поэтому ты сейчас так ревностно на все реагируешь? — рассмеялся Джордж.
— Я… — розенкрейцер невольно пригладил челку, — Не реагирую…
— Да, конечно! Ты просто смирился, тебе легче обозвать себя безропотным слугой, чем начать задумываться. А когда, что-либо вынуждает тебя анализировать, ты начинаешь отбрыкиваться и сердиться… Ты бежишь от правды.
— И?
— И ничего. Я понимаю причину такого поведения, это типичная защита, которая не дает сойти с ума. Но я не порицаю, я могу объяснить, почему так… и, если честно, сам бы я не выдержал.
— Ничего сверхпредельного… — тихо произнес Альентес.
Джордж принялся хохотать.
— Конечно, нет, — иронично продолжал он сквозь смех, — Тебя унижают и лишают человеческого достоинства, а тебе все нипочем. Ты готов сносить любые пытки ради Игнасио, только потому, что решил, что он твой Бог. Бедняга… Нет, ну действительно просто смешно!
— Смейся, — проговорил Альентес, нервно тыкая окурком в пепельницу.
— Остынь, — хмыкнул американец, — Мы все равно враги. Так?
— Да…
— Значит, без обид?
— Да.
— Альентес, — Джордж посмотрел прямо в глаза монаху.
— М? — парень ответил взаимностью.
— Что бы не произошло дальше, это не твоя вина.
Розенкрейцер хотел было ответить, но тут его телефон взорвался протяжным визгом.
Альентес подскочил, схватив трубку, и заметался по залу.
Джордж засмеялся, но насладиться комичным замешательством собеседника не успел, его собственный мобильник запел нежной мелодией востока.
— Итон? — весело отозвался Джордж.
— Гленорван, не пользуйся моим терпением… — рассерженный голос товарища заставил американца неохотно выпрямиться.
— Что опять? — нехотя спросил он.
— Испытываешь меня на выдержку?
— Ты же не коньяк…
— Джорджи! — гаркнул Итон, — Моя группа захвата мертва!
— А ты что ожидал?
— Монах убил их!
— Естественно… Он лучший асассин ордена. Иначе и быть не могло…
— Вот! Вот поэтому ты обязан от него избавиться как можно быстрее, — уже спокойно подытожил картавый лидер Акведука.
— Я же просил не влезать в мою игру, — свысока заявил Гленорван, — Но ты не послушался, видимо в организации лишних людей стало много.
— Джорджи, ты действительно потерял голову из-за маленького монаха?
— Ничего подобного, — отмахнулся американец.
— А, по-моему, я прав. Ты забыл отца?
— Итон! — глаза Джорджа вспыхнули яростью.
— А по факту выходит, что тебе все равно, чем ты клялся на его могиле! Твои развлечения тебе дороже чести рода и заветов родного отца, я теперь вижу истинное положение дел.