Письма в пустоту

— Я не могу иначе, Аль, — проговорил я, — Я не заслуживаю тебя…

— Диего, Диего, ты даже не представляешь, кого ты превозносишь. Какое гадкое и грязное существо сейчас обнимают твои руки! Я делал такое…

— Ты? Тебя заставляли! — возразил я.

— Ты ведь не знаешь, о чем я…

— Я догадался вчера, твое тело мне подсказало.

— Вот как… — Аль едва заметно разрумянился.

— Для меня ничего не значит… Ты не виноват.

— Мне нравилось. Не сразу, но факт остается фактом.

— Плевать, мне тоже нравилось вчера! С тобой… так хорошо!

— Я тебя испортил…

— Скорее это я, ведь утром ты открыл мне глаза. Я… Брал тебя почти насильно.

— Мне нужно себя наказать и за это! — глаза Альентеса вспыхнули, и он сжал в руках плеть.

— Нет! — воскликнул я, цепляясь за руку друга, — Не смей! Я прошу, не надо больше! Я не могу смотреть, мне больно, когда ты издеваешься над своим телом. Прошу не заставляй меня страдать!!!

— Ладно, — тихо согласился Аль, его рука разжалась, и плеть бесшумно упала на серый кафельный пол.

— Спасибо, Аль, мой милый друг, я так люблю, — я прижал его еще сильнее к себе, и мои губы легли на его шею. Я не мог находиться рядом с ним и не пытаться приблизиться хоть на сантиметр, моя страсть меня захлестывала жаркой волной. От одного взгляда, прикосновения, тембра голоса, я горел. Необузданная любовь вырывалась, заставляя меня срываться на неистовую ласку, которую я готов дарить своему объекту обожания хоть круглые сутки. Такова потребность моего пламенного сердца.

Моя рука сама скользнула вниз, задирая сутану Аля, и притянув его за ногу, я стал вести ею все выше и выше по бедру.

— Отпусти, — произнес Альентес, смотря мне в глаза.

— Аль? Я… — выдохнул я.

— Мы не успеем… Надо собираться.

— Мой… Аль, я быстро… Обещаю…

Мои пальцы были уже на его ягодице.

— Пожалуйста… я не хочу сейчас.

Мои руки прекратили свой пляс, выпуская Аля. Он мог меня откинуть, но он не стал, вместо этого он просил меня как человека и я не имел права сейчас разочаровать его.

— Я, кажется, переборщил, — виновато проговорил я.

— Да, твоя неукротимость поражает. Хотя… — мой товарищ пожал плечами.

— Давай поедим, и будем собираться, — я машинально пригладил идеально ровную прическу Альентеса и улыбнулся, настолько искренне и доброжелательно насколько только был способен.

— Хорошо, — согласился Аль.

Мы не торопясь поужинали, правда, в полном молчании, но ничего, в нем не было напряжения, наоборот царили спокойствие и комфорт.

Потом, не спеша, мы собрали сумки, причем пока Альентес не видел, я запихнул ему в поклажу одежду, купленную Джорджем, ту самую, от которой мой товарищ в свое время поспешил откреститься.

— Видишь, я взлетаю… И любовь теряю, — напевал я, пока мы ехали до аэропорта.

— Смотрю, ты пристрастился к российской попсе, — едко прокомментировал Альентес.

— Хорошая песня, лиричная, — ответил я, улыбаясь.

Мне виделись удивительные перспективы нашего пути. Я надеялся больше никогда не возвращаться в Россию, и тем более не допускать сюда Аля. Я планировал сделать все, чтобы оставить его подле себя в монастыре под сенью деревьев нашего общего детства. Он был свободен по факту и мог спокойно послать Игнасио, ведь с 20 лет он не считался его воспитанником.

Благодаря провалу задания Альентес и я получили возможность наверстать упущенное время. Разлука таяла на глазах, суля возвращение на круги своя. Я был счастлив. Неважно, какое наказание изберет Лига для Альентеса, главное он останется в стенах монастыря и тревоги уйдут. А наказание… Я разделю его с другом, теперь у нас все общее и судьба, и жизнь, и любовь, и кровать.

Путь наш пролегал через тысячи километров ближе к ласковому солнцу и весне. Вначале Шереметьево встретило нас обаянием стеклянных дверей и людским гомоном. Сегодня меня ничего не раздражало, поэтому я даже был рад обилию пестрой публики. На нас с Алем почти не обращали внимания, ну, монахи, ну и что…

Только официантка как-то странно покосилась на меня, когда я приобнял товарища поднося ему заказанное кофе.

Подумаешь!

А вообще на нас больше смотрели из-за глаза Аля. Я-то почти перестал замечать шрам и бельмо, они совсем не портили очарования моего друга, а зато на незнакомых людей действовали шокирующе. Вот же впечатлительные особи!

Все равно мой Аль лучше всех.

Пройдя таможню с редкими реликвиями, коими были обозваны наши боевые орудия, мы погрузились в самолет до Италии и на несколько часов выпали из общего времени, пересекая часовые пояса в крылатой ракете массового пользования.