Письма в Трансильванию

Предсердие свёрнуто в дудочку,

Трубит, наводя во мне панику,

А левый и правый желудочек

Сквозь платье рвутся к избраннику.

Наощупь иду в темноте,

Снегами накрыла плечи.

И бабочки в животе

Поют по-человечьи…

Не-хорошая

Мне бы плакаться, жаром скошенной,

Еле дышащей, в солнце плавая.

Он сказал мне, что я – хорошая.

Видя всех моих чёрных дьяволов.

Раньше всё ударялась, ранилась.

А теперь вся стою, нетронута.

Собрала себя, приосанилась,

Стала светлой казаться комната.

Заветрила сквознячья форточка,

Задышала свежее прежнего.

Задрожала глазная чёрточка,

От такого тебя, прибрежного.

Ни камней в тебе, всё песочное,

Небом, морем везде очерчено.

«Ты хорошая, это точно я

Знаю», – мне повторял застенчиво.

Растворял во мне всё, что прошлое.

Разглядел – чего нет ведь даже.

Ну и что, что я не-хорошая,

Значит, стану такой! сейчас же!

Гермиона Грейнджер

У тебя волшебство обрамляет глаза.

Не зрачки, а волшебные лампочки.

Ты заходишь, и вмиг освещается зал.

И всё это даже без палочки.

Я же – что-то бурчу, заклиная: «Увидь!»

Только штора в ветру колеблется.

Мне, наверное, стоит тебя разлюбить.

Или стать, наконец, волшебницей.

Моя палочка – ветка берёзы в лесу.

Маем светится на рассвете.

Вот, сейчас заклинание произнесу,

И ты точно меня заметишь!

Но проходит день, как и жизнь моя.

Вечер чешется в небе, наглый.

Не сбывается всё, что колдую я.

Мне навечно брести средь маглов.

И я скоро лопну в избытке чувств.

Не случиться союзу любовному.

Гермиона Грейнджер – учу, учу…

Не под стать тебе, чистокровному.

Армагеддон

Вдыхаю глубже поток тревог

И чувствую их отлив.

Во мне начинается существо,

Видя тебя вдали.

Идёшь неспешно, я слышу шаг,

Глаза закрываю и

Во мне начинает гореть душа,

Рядом когда стоишь.

Борюсь с желанием говорить

О нас. И к чему слова.

Горит внутри всё, горит, горит.

Хоть с виду всегда черства.

Твои глаза – и тюрьма, и дом,

В кострах души моей – как бензин.

Во мне начинается Армагеддон,

Видя тебя вблизи.

Мне тепло

Мне тепло оттого, что ты

Рядом, как бы жизнь ни кружила.

Счастье – видеть твоих густых

Тёмно-русых волос затылок.

Просто рядом идти – поёт

Сердце бархатным баритоном.

И к ушам отползает рот

Уголками губы влюблённой.

Деньги, слава – мираж и яд.

Всё, что важно, – всегда простое.

Мне тепло оттого, что я

Могу трогать тебя рукою.

Сердце

Раз-два-три… Снова мимо прошёл.

Ах ты, сердце, сиди потише.

Не устраивай, сердце, шоу.

Он же может тебя услышать.

Этот стук, перестань уже!

Что ты рвёшься куда попало.

Ну, прости, что не тот сюжет.

О котором ты мне стучало.

Ой, куда ты, куда же ты!

Мне же больно, уймись, останься!

Мы просты для него, просты!

Осторожнее! Не поранься!

Где ты, сердце моё, ответь!

По кускам, по частям повсюду.

Я тебя не пускала ведь…

Всё наивная твоя удаль.

* * *

Собираю тебя, ношусь.

Снова цели – дожить до марта.

Ну, не плачь, я тебя прошу.

Заживи. Застучи хоть как-то.

Мягкий заяц

Приглушённые звуки воя –

В кухню двери намного шире.

В доме сыро и пахнет кровью.

Гриша плачет, ему четыре.

По обоям и по паркетам

Папа снова «ругает» маму.

А снаружи – тепло и лето.

Солонеет от слёз пижама.

Пропитав её – на пол капать

Начинают, как ливень, звучно.

Мягкий заяц – подарок папы –

Пережат мальчуковой ручкой.

Грише десять, будильник в школу.

Бутерброд с ветчиной и сыром.

Подоконник сцарапал голубь.

В доме… так же темно и сыро.

Мама чай наливает в кружки,

Папа матом кричит в халате.

Мягкий заяц – его игрушка

Безголовая – под кроватью.

Мама в зеркале мажет чем-то

Синяки. И глаза всё красит.

Скоро снова начнётся лето.

Гриша учится в пятом классе.

Папа маму «ругает» ночью

По обоям и по паркетам.

Мягкий заяц изрезан в клочья,

А снаружи – тепло и лето.

Приглушённые звуки воя.

Грише стукнуло восемнадцать.

Папа курит вон на балконе.

Грише – не о чем сомневаться.

Закружилась, наверно, почва.

Гриша делал лицо поскорбней.

Мягкий заяц изрезан в клочья.

Хоронили отца во вторник.

Дома тихо. Молчат паркеты.

Зацвели на окне фиалки.

А снаружи – тепло и лето.

Мягкий заяц – лежит на свалке.

Ящерица

Только февраль успевает зевнуть –

Тротуар начинает от снега седеть.

Почему мне нельзя на всю зиму уснуть,

Почему человек я, а не медведь?

Вот снежинки спускаются под ноги танцами,

Как друзья мои, растворяются.

Почему не могу я залезть под панцирь,

Черепахой быть – не получается.

Отчего так мало вокруг настоящего.

Я людей принимаю всё не за тех.

Почему я не ящерица, не ящерица,

И сердце моё не в хвосте…

Сладко

Мысли, словно дрова, колю.

В голове возникает пожар. Как

В песне. Тоже до слёз люблю.

Мне становится очень жарко.

Перебор по чувствам, казалось бы.

Переполнена тела ёмкость.

Ты кричишь – не сможешь меня забыть.

Мне становится очень громко.

Когда мёд по ложке – и срок большой

Мёда. Вечная мёда кадка.

Я же – в банке полностью, с головой.

Мне становится очень сладко.

Воротник

Сердце снаружи уже, как бивень.

Вырыло в коже моей траншею.

Твой воротник так меня счастливей,

Может касаться тебя до шеи.

Легче слонам, человеку прятать

Нужно следы от любовных ссадин.

Я надеваю в полоску платье

И третий месяц сижу в осаде.

Штормом бурлишь. Я – безумный штурман.

Плен неминуем и неизбежен –

Крепость твою заберу я штурмом!