Письма жене и детям (1917-1926)

Миленький мой дорогой и любимый Любан! Я опять не писал вам целую неделю, довольно неожиданно у нас тут дела опять осложнились и, помимо всего прочего, приходится очень много работать и тратить время на бесчисленные заседания в разных комиссиях. Дело с Внешторгом после двух мес[яцев] закончили, гора родила в буквальном смысле мышь, и небольшие внесенные в систему изменения сами по себе еще не могли бы составить препятствия для дальнейшей работы, если бы... если бы, конечно, за время этой двухмесячной борьбы и травли мы не растрясли значительно наши силы, не потеряли десятки людей в связи с разными ревизиями и пр. и вообще не очутились в положении затравленного барана, на которого валятся все шишки. А главное - это все тот же вопрос самой головки комиссариата: Наркомат без наркома, неспособность Стом[онякова] сработаться с Фр[умкиным], невозможные качества М. И. [Фрумкина] (неспособность к повседневной работе, бюрократизм, самовольное изменение принятых постановлений и пр. и пр.). Если бы еще я мог целиком посвятить себя НКВТ и сесть безвыездно в Москве, но назначение в Лондон и этот вариант устранило, по крайней мере, временно. Стом[оняков] окончательно решил уходить из НКВТ и, вероятно, останется на спокойной и малоответственной работе в Главконцесскоме=76. Тем временем выдвинулся внезапно совершенно новый вопрос: слияние с Наркомвнуторгом. Это создание Лежавы (которого там, впрочем, весьма скоро заменили Шейнманом) сумело разбухнуть в громадный малоцентрализованный и плохо сложившийся комиссариат, притом не союзный, как наш, а т[ак] н[азываемый] директивный, т. е. работающий в отдельных республиках не непосредственно, как работаем мы, а через Наркомвнуторги этих республик=77. Получилось чудище обло, вообще мало способное что-либо регулировать. А тут еще объективные трудности. Внутренний рынок- вообще сфинкс, и овладеть им задача в сто раз более сложная, чем ясное, четкое, простое дело Внешторга. К тому же на внутр[еннем] рынке у нас свобода торговли, и нельзя применять тот абсолютно жесткий зажим, который мы ежедневно применяем к внешнеторговым операциям. Вот почему полтора года назад, когда перед образованием Н[арком]внуторга была идея слияния его с НКВТ, мы все высказались против, не желая инфицировать НКВТ собственными трудностями Внуторга. На недавнем пленуме, специально посвященном Внешторгу, вопроса о слиянии еще не возникало, а наткнулись на него теперь из-за тупика с заготовкой хлеба. В августе наши испугались слишком большого урожая и, предвидя падение цен и ведя мужиколюбивую политику, дал директиву Внуторгу платить высокие цены при заготовках. На придачу совершили еще ряд глупостей. Результат: мужик поднял цены, хлеба на рынок не везет, экспорт делается убыточным, а, не имея хлеба для экспорта, нам нечем расплачиваться с заграницей за закупленные товары. Осложняется дело еще тем, что Внуторг, ответственный за снабжение внутреннего рынка и не ответственный за внешнюю торговлю, даже и те малые заготовки хлеба, которые имеются, гонит на внутреннее потребление и в ус себе не дует, что заграничные торгпредства, запродавшие хлеб еще в августе, под хороший урожай, сидят без хлеба! Какой выход? Слить оба наркомата и возложить на единый наркомат ответственность и за внутренний и за внешний рынок. Вывод логичный, но осуществление наталкивается на величайшие трудности. Я лично идти в наркомы такого объединенного наркомата не могу и не хочу, даже если бы не существовал вопрос о Лондоне. Внутренней торговли я не знаю, а браться за такое дело снова - затрата сил, превышающая мои возможности. С другой стороны, уйти из наркомата и бросить внешнюю торговлю в критический сегодняшний момент, значило бы погубить монополию внешн[ей] торговли. Исправила бы дело комбинация: Цюрупа (нарком), Стомоняков и Шейнман замы, но, во-первых, Стомон[яков] болен, во-вторых, решил твердо уходить из НКВТ, в-третьих, многие его не особенно хотят. При таких условиях, пожалуй, лучше всего мне пойти замом к Цюрупе. За 1/2 -1 год положение с мон[ополией] вн[ешней] т[орговли] поуспокоится, и тогда будет видно: либо Ц[юрупа] уйдет и я останусь наркомом (если будет найден модус для внутренней торговли), либо уйду я и заменюсь кем-нибудь, а сам либо замуруюсь в Лондоне, либо вернусь сюда на другую работу. Все это сейчас еще в стадии секретных переговоров, но работа идет самая спешная и интенсивная; что касается Фр[умкина], то вообще неизвестно, останется ли он в НКВТ.

Вот, родная моя, какие тут дела и вот почему я до сих пор не могу, как бы ни хотел, вырваться и приехать к вам. А я очень соскучился и по тебе и по девочкам и, кроме того, чувствую, как вам теперь, бедные мои, трудно там без папани в этой новой сложной обстановке с разными водворяющимися мещанами и мещанками.