Письмена нового времени

На Западе, в частности в Америке, ребенок, едва достигнув тинэйджерского возраста, должен начинать учится самостоятельно зарабатывать деньги, мыслить прагматично. Но именно это самый сложный и ответственный период становления и развития человеческой личности. Получается так, что ребенок не доигрывает, детство прерывается на середине и это существенным образом отражается на дальнейшей его жизни. Этому сопротивляются многие наши педагоги, когда говорят, что школа и высшие учебные заведения все больше воспитывают не человека как личность, а работника. Тинэйджер пытается казаться взрослым, т. е. совершенно не тем, кем он есть на самом деле. Он делает вид, будто не нуждается ни в чьей любви, но на самом деле сильно страдает от ее недостатка. Подавленные эмоции оставляют след на всю жизнь. Человек как бы остается в том возрасте, который он перескочил, часто замыкается в себе, страдает эмоциональной инфантильностью и уже во взрослой жизни пытается компенсировать то, что он недобрал в упущенном детстве. Он нуждается в любви, ласке, у него острая, порой болезненная потребность в сказках (едва ли их на ночь читали маленькому Гарри).

Тинейджер выполняет определенную предзаданную социальную функцию, взамен чего ему позволено сохранять свою детскость, в определенные моменты досуга, отдыха от выполнения высочайшего поручения, замкнуться в себе. Быть ребенком здесь вовсе не подразумевает традиционного сохранения изначальной чистоты, непорочности, ясного взгляда на мир, детскость тинэйджера, перерастающая в инфантилизм, — особый код, особая формула, если хотите — пароль в мир посвященных. Мир тинэйджера изначально нереальный, искусственный, он есть, и его нет одновременно. Для чего? А все очень просто. Повиснув в особом безвоздушном пространстве, человек будет воспринимать мир именно таким, каким он привык его знать. Его главный страх — узнать что-то еще, что не вмещается в изначально заданные рамки. Им чрезвычайно легко управлять, да и ему самому внешняя детерминация будет приносить только одно удовольствие (волшебство ведь тоже особое влияние извне, ибо воспринимается как само собой разумеющееся, или даже как произволение собственной воли). Он — волшебник, дисциплинированный гражданин мира будущего.

По сути, тинэйджер — это тот же самый пионер, и в этом смысле Гарри Поттер во многом родственен гайдаровскому Тимуру. Тинэйджер-пионер — это искусственное создание, некий клон, отвечающий насущным запросам современного общества. Образ идеального подростка, каковым его хочет видеть социум. И если у общества не будет получаться, оно будет требовать, будет настаивать, вкладываться большими деньгами и создавать карманные молодежные движения. Традиционно общество хочет заполучить нового своего члена, преисполненного духом коллективизма. Сейчас потребительская идеология несколько скорректировала эту позицию: самозамкнутый инфантильный индивидуал очень удобен для нового корпоративного сознания, стоит только приласкать его, потешить его самолюбие — и он станет послушным и управляемым существом.

Мир для Гарри Поттера преисполнен враждебных сил — злые волшебники, приемные родители, скрывающие от него тайну, сводный брат, издевающийся над ним. Гарри Поттер везде другой, и в мире людей, и в мире волшебников, где о нем знают как о человеке, который смог противостоять темным силам, еще будучи младенцем. Однако Гарри Поттер всем этим знанием обделен, он живет в окружении загадки, тайны. У него славное прошлое и будущее. Настоящее — жизнь у приемных родителей, будто некий провал, беспамятство. Просто находка! Как чудесно управлять таким человеком! Стоит только внушить ему любой миф о прошлом, какие угодно надежды на будущее, и он будет доволен, исполнителен и невзыскателен.

Общество требует. Оно взыскует нового человека, который бы удовлетворял основным требованиям, и оно его получит. Те же разговоры о нравственности могут легко использоваться всего лишь в качестве ширмы, ведь, она, нравственность, далеко не константа сейчас, а ситуативно обусловленная переменная.

У нас время аудиовизуальной культуры. Человек по преимуществу видит и слышит. Увиденное и услышанное он практически не анализирует, принимает как данность. Ведь его и обучают доверять этой данности, ни в коем случае нельзя ставить ее под сомнение. Помните, в романе-антиутопии Евгения Замятина «Мы» людей пытались лишить фантазии, мыслей, то есть свободы, самостоятельности. Они перестают быть бунтовщиками мысли, превращаются в унылых статистов. Сейчас совершенно ненасильственными методами это получается. Говорят о политкорректности, свободе выбора, но выбор этот практически каждый раз хорошо управляем извне. И знать об этом нужно, хотя, конечно, проще закрыть на все глаза и предаться милой неге, безвольно плыть по течению жизни.