Он запечатлел страстный поцелуй у нее на губах, заставив ее вновь поморщиться от боли.
Через пару часов после того, как Рик ушел, Тину начало одолевать чувство голода. Она осторожно свесила ноги и приняла вертикальное положение. Комната пошатнулась, но через пару секунд вернулась на место, и Тина медленно поднялась на ноги. На ней по-прежнему была вчерашняя одежда, и она чувствовала себя грязной и липкой от пота и крови. Пошатываясь, она прошла на кухню и обвела глазами царящий там бедлам. По всей видимости, Рик вчера готовил себе ужин, и его остатки были рассеяны мелким слоем повсюду. Засохшая фасоль пришкварилась ко дну кастрюли. Скорлупки валялись на столешнице, а на жирной тарелке лежали два подгоревших тоста.
Она вздохнула и начала убирать посуду. Добравшись до очередного стакана, она заметила, что его донышко покрыто тонкой коричневатой пленкой. Ненавидя себя за свою подозрительность, она поднесла стакан к носу. Застоявшийся запах виски тотчас воскресил в ее памяти события вчерашнего вечера. Она вовсе не споткнулась, ударилась она не о перила, а о кое-что пострашнее – кулак собственного мужа. Нетвердой походкой она вернулась в гостиную и замерла у подножия лестницы. Ее муж был жестоким пьяницей, который никогда не изменится. Осознание этого факта было больнее любого синяка, который она когда-либо от него получала.
Лежа в ванне, она думала, что делать дальше. Она оказалась в ловушке: в совершенно невыносимом браке на восьмом месяце беременности. Грэм и Линда были правы с самого начала. Ей было страшно стыдно и неловко за то, что она сама загнала себя в эту безвыходную ситуацию. Теперь она была просто обязана уйти, ради нее самой и малыша, но от одной мысли о возвращении в грязную комнатушку ей становилось дурно. К тому же сейчас она не могла показаться на улице – она выглядела так, словно провела десять раундов против Генри Купера.
К тому моменту, как Рик вернулся с работы, Тина чувствовала себя чуть лучше, по крайней мере, физически. Ей даже удалось приготовить ужин, и они сидели за кухонным столом, пытаясь вести нормальный разговор.
– Как работа? – спросила она невозмутимым тоном.
– Ничего. Два маленьких негодяя проехались зайцем. Кондуктор погнался за ними, но куда ему успеть за этой шпаной. Еще один сопливый шкет обмочился, так что весь день воняло мочой.
Он засунул в рот очередной кусок.
– Спасибо за ужин, солнышко. Я бы сам приготовил, ты знаешь. Тебе нужно отдыхать.
– Я в порядке, – ответила Тина, оттолкнув от себя тарелку нетронутой еды.
– Не будешь? – спросил Рик, потянувшись через стол и зачерпнув вилкой ее картофельное пюре.
– Я не голодна.
– Тебе нужны силы – не для себя, так для ребенка.
Тина сделала глубокий вдох и закрыла лицо руками.
– Я знаю, это был ты, Рик.
В воздухе повисла тишина. Рик положил на стол вилку с ножом, отодвинул ее пальцы от лица и посмотрел ей в глаза.
– Я был что?
– Вчера. Я вовсе не споткнулась. Ты ударил меня в лицо. Я помню запах виски и…
Он тут же вскочил на ноги.
– Что? Как ты могла такое подумать? Ударить тебя в лицо? Я никогда бы такого не сделал.
Заметив скептическое выражение на лице Тины, он поправился:
– Ну, то есть я знаю, что раньше бил тебя, и страшно жалею об этом, но я изменился, пойми. Мы же теперь будем настоящей семьей. Неужели ты думаешь, я буду этим рисковать?
Он опустился на пол рядом с Тиной и положил голову ей на колени.
– Поверить не могу, что ты могла такое обо мне подумать. Да мне даже во сне не приснится поднять руку на беременную женщину.
Тина была в смятении. Он так искренне сокрушался и ужасался тому, что она могла даже заподозрить его в подобной жестокости, что она и не знала, что думать. Может, память играла с ней злую шутку? Она положила руку ему на голову и провела пальцами по густым черным волосам.
– Извини, Рик, должно быть, разум немного помутился.
Он умоляюще посмотрел на нее.
– Тина, пожалуйста, ты должна начать снова доверять мне, иначе ничего не выйдет, – сказал он, крепко схватив ее за запястья.
– Я знаю. Просто…
Он протянул руку и приложил палец к ее губам, оборвав на полуслове.
– Довольно слов. Давай просто забудем об этом.
Он взял ее ладони в свои, и Тина улыбнулась, стараясь не смотреть на багровые синяки на его костяшках.
Глава 21
На улице становилось все промозглее и холоднее, нарастал экономический кризис, из-за чего стали отключать электричество, и вся страна погрузилась в глубокую депрессию. Рик с Тиной слушали обращение премьер-министра Эдварда Хита, который предупреждал, что страну ждет тяжелейшее Рождество со времен войны. На следующий день все шестьсот пятьдесят лампочек, украшавших елку на Трафальгарской площади, были выключены.