Письмо дяде Холмсу

– Так бы и сказал, - дед вернул брови на место. - Митрий Митрич он. Уважаемый человек. А то - Митёк какой-то. Собачья кличка.

«А дед-то сварливый», - подумал я.

– Так и будем стоять? - намекнул Алешка.

– Так я тебя не держу, - намекнул дед.

Девочка строго посмотрела на него, на нас - с участием:

– Ты глянь на них, дед. Они запоздалые путники. Из леса вышли, голодные - сразу видно.

– Всех голодных не накормишь, - отрезал дед.

– Но стремиться к этому надо, - назидательно добавил Алешка.

Дед рассмеялся. И совсем другое лицо у него стало. Разбежались от глаз веселые морщинки, в густой бороде мелькнули все зубы. Два или даже три, не успел я их сосчитать.

– А вообще, - сказал Алешка, - мы по делу пришли. К вашей внучке Асте.

Алешка расстегнул куртку и достал письмо:

– Твое? - спросил он девочку Астю.

– Мое. Здорово написала?

– Здорово, - похвалил я. - Но мало понятно.

– Не критикуй, - заступился дед. - По содержанию ведь все ясно.

– А по правописанию ведь не очень, - уточнил Алешка.

А вот ему как раз промолчать бы. С его собственным правописанием, по своим правилам: «Мама, пиридай привьет папи».

– Я тогда маленькая была, - оправдалась Настя по кличке Астя. - Мне почти семь лет тогда было.

– А сейчас?

– Семь и два месяца. Вот! - гордо отчеканила она. Будто не семь, а семьдесят семь. И два месяца. - Дед, иди обед разогрей. Для голодных партизан. - Похоже, в этом доме она командир, а не дед. Несмотря на его суровые брови. - А вы пока отряхивайтесь.

И она взялась за березовый веник.

Мы, и правда, были все в снегу, особенно наши ноги, примерно до наших рук.

Мы топтались на крыльце, время от времени по команде поворачиваясь, а Настя колотила нас веником. Похоже, с удовольствием.

– Ты по голове-то не стучи, - возмутился Алешка. - Ты по снегу бей.

– Ну вот, - сказала Настя, сметая снег с крыльца, - на людей стали похожи. Идите в избу, партизаны.

А мы, в самом деле, уже и устали, и замерзли. Да и проголодались. Поэтому нам в избе показалось очень уютно. Особенно из-за запаха. Во-первых, здорово пахло от плитки, где дед Яша что-то вкусное разогревал. Но сильнее всего пахло в избе свежими стружками, смолистым деревом. Будто под Новый год от елки. Наверное, потому, что главное место в комнате занимал большой рабочий стол у окна, заваленный инструментами и заставленный всякими забавными поделками - фигурками, здорово красиво вырезанными из дерева.

Они были всякие. Некоторые из них вполне знакомые - такие традиционные народные промыслы. Ну, там, например, мишка с мужичком: подвигаешь нижнюю реечку - и фигурки оживают, начинают по очереди стучать деревянными молоточками в деревянную наковаленку. Или курочка с цыплятами на фанерке вроде ракетки для настольного тенниса. Подвигаешь эту ракетку - и курочки начинают будто клевать зернышки. Ну и всякие другие.

А были еще и «нетрадиционные», вырезанные талантливой рукой сказочные герои. И самое удивительное - все они были очень похожи на снежные фигуры на «…ляне сказок». Снегурка, Дед Мороз, Снеговик, Баба-яга. Но еще удивительнее - над столом висела полка, заставленная обработанными корягами.

– Ну и что? - спросил Алешка Астю, которая вертелась рядом и хвалилась этими поделками так, будто не дед Яша, а она сама их вырезала. - Я хоть тыщу таких коряг из леса принесу.

Астя рассмеялась.

– А ты приглядись, партизан. Никого не узнаешь?

И тут какое-то чудо случилось. В одной коряге я узнал Митька - кривые сучки, а получается, будто сидит бородатый дядька за письменным пеньком, а лицо у него очень задумчивое. Будто книгу сочиняет. Другая коряга - доброе такое лицо. Внимательное. Словно смотрит человек по сторонам - кому бы помочь в каком-нибудь деле.

– Непруха! - угадал Алешка. - Дед Вася.

– Сам ты непруха, - сердито отозвался от плитки дед Яша. - Это глупые люди его так называют. А спроси у кого хочешь: отказал хоть кому Васька в помощи. Золотые руки. Все к нему бегут, если что испортится. И никому отказа нет. И все даром делает, копейки не спросит за работу. А сам круглый год в драном ватнике ходит.

– Не то что его Клавдия, - подхватил Алешка. - Вы бы сделали ее портрет. Пусть на себя посмотрит. Ей стыдно станет.

– Ну ее, - отмахнулся дед Яша. - Она шибко вредная. Наколдует еще какую-нибудь беду.

– Она - ведьма, - шепнула и Астя. - Только еще не совсем.

– Как это? - удивился я. Ведьма, но не совсем. Это все равно что почесать репу меньше одного раза.

– Не совсем, - упрямо повторила Астя. - Колдовать ей хочется, а она еще не умеет. У нас здесь, рядом, за рекой, настоящая колдунья живет. Так Клавдия к ней все время бегает.

– Уроки берет? - усмехнулся Алешка.

А я опять подумал: ну и попали! Как в страшную сказку. Ну и Клавдия! И Митёк нас об этом же предупреждал. А здесь еще и Астя. Кстати, эта Астя вовсе не показалась мне запуганной каким-то чердачным Домовым. Эту Астю, пожалуй, вообще напугать трудно. Да и Алешка вовсе не стремился броситься ей на выручку. Что-то он почувствовал. Или понял.

Дед Яша тем временем накрыл стол, расставил миски, разложил ложки. Нарезал хлеб.