Письмо из бункера

В коридоре нижнего бункера во всем чувствовался беспорядок. Военные разных чинов занимались кто чем. Одни, казалось, были поглощены делом: разговаривали вполголоса, стоя в стороне, перебирали листы документов или ходили взад и вперед, черкая на ходу карандашами по бумаге. Другие дремали, сидя на стульях вдоль стены. Хельгу толкнул локтем пьяный, расхристанного вида офицер. Он, никого не замечая вокруг, спешил, должно быть, в отхожее место. В свете потолочных ламп тончайшим полотном тянулся табачный дым, смешиваясь с едким запахом мужского пота и влажной погребной затхлостью. Хельга знала, что герр Гитлер не любил, когда при нем курят. Должно быть, теперь ему все равно. Каждый вздох давался Хельге с неохотой. Она прошла дальше по коридору, минуя помещение узла связи, где стоял громоздкий телефонный коммутатор, пара столов с пишущими машинками и стулья в беспорядке. Дверь комнаты напротив оказалась приоткрытой. Оттуда доносился резкий клокочущий ненавистью голос. Хельга остановилась и прислушалась.

– …Толстый продажный лентяй! Этот выскочка бросил люфтваффе на произвол судьбы! Его пример позволил коррупции распространиться по всей стране! Я всегда все о нем знал! Этот морфинист смеет заявлять, что я не способен принимать решения?! А завтра он объявит меня мертвым?! – Хельга узнала голос герра Гитлера и поразилась его жестокости. С ней он всегда был ласков, она не подозревала в нем способности кого-то так люто ненавидеть.

– Он неадекватен и лишен всякой морали, – продолжал фюрер, стуча каблуками по бетонному полу. – Такой человек не годится в преемники. Он изменил делу национал-социализма и лично мне, своему фюреру и главнокомандующему!8 Вздумал ставить мне ультиматумы… Да, кто он такой! Геринг должен быть смещен со всех постов, лишен всех полномочий, чинов и наград. Я приказываю арестовать его за государственную измену. В случае сопротивления казнить на месте как предателя! Его советники и члены штаба должны быть арестованы и помещены в тюрьму. За исполнение приказа вы, Борман, отвечаете головой.

– Слушаюсь, мой фюрер, – отчеканил другой голос.

– Я полностью поддерживаю решение фюрера, – внезапно заговорил отец, который тоже оказался в комнате. – Действия Геринга не что иное, как попытка путча. Я считаю необходимым расстрелять его без суда и следствия.

В комнате воцарилось молчание. Хельга попятилась. Ужасные вещи произносились с непостижимой легкостью, как в театре. Будто в комнате напротив шло представление, и актеры подавали написанные кем-то реплики, совершенно не задумываясь о смысле сказанных слов. Будто слова эти не имели никаких реальных последствий. Будто их единственной целью было пощекотать нервы зрителей, вызвать мимолетную эмоцию.

Обсуждение продолжилось, но Хельга, как ни силилась, не могла понять, было ли принято какое-то решение о судьбе прославленного генерала Геринга. Мысли ее путались, слова звучали тарабарщиной. Хельга подошла вплотную к двери, как та вдруг распахнулась, и на пороге возник отец. Увидев Хельгу, он помрачнел.

– Что ты здесь делаешь?!

Хельга молча смотрела на него, пытаясь представить, как он, глядя ей в глаза, повторяет страшные слова: «Я считаю необходимым расстрелять его без суда и следствия».

– Говори! – прикрикнул отец.

– Я… я… просто… Я захотела в туалет, – нашлась Хельга.

– Разве вам не принесли ночной горшок?

– Я уже не маленькая, – Хельга уставилась на свои лакированные черные туфли на сплошной подошве, такие же, как у младших сестёр.

– Сходи в туалет и немедленно возвращайся в верхний бункер.

– Герр Гитлер разрешил мне гулять повсюду, – продолжая глядеть в пол, упрямо проговорила Хельга.

– Я сказал немедленно! – гаркнул отец.

Хельга бросилась к туалетам. Когда она возвращалась, дверь в конференцзал оказалась наглухо закрытой. Хельга с опаской подошла поближе. Она прислонилась спиной к стене рядом с дверным косяком и навострила слух.

– От дипломатии теперь нет пользы, – говорил фюрер. Он уже не кричал, голос его звучал устало. Хельга едва могла слышать его. – Господин фон Риббентроп, если вы желаете быть полезным, возьмите в руки автомат и идите на баррикады. – Он помолчал немного. – Я уже озвучил свое решение: я не выйду из бункера и не позволю врагу использовать себя, живого или мертвого, в пропагандистских целях. Мое бегство уже не спасет положения. Падение Берлина станет концом всему. Если это случится, я встречу поражение лицом к лицу и не стану наблюдать со стороны, из загородного дома, как рушится моя империя.

Хельга услышала шаги, кто-то собирался выйти из конференцзала. Страх опять быть застигнутой отцом у дверей сковал Хельгу. Она не смела пошевелиться. Из кабинета вышел министр фон Риббентроп. Хельга хорошо знала его, и он должен был бы вспомнить ее. Но министр тихо прикрыл за собою дверь в конференцзал и, ничего не замечая вокруг, медленно побрел по коридору к лестнице выхода в сад рейхсканцелярии. Хельга заметила в его глазах слезы.

Хельга бросилась назад по коридору, к лестнице в верхний бункер.