Письмо из прошлого

— Я вовсе не шпионю за вами, — заверяет нас миссис Финкл. — Просто услышала голоса. Да и к тому же я все равно не могла уснуть. У меня где-то был ромашковый чай. Заходите, выпьем чаю, и я буду мучить вас историями о ваших родителях, пока вы не станете умолять меня дать вам немного поспать.

— Клево, давай, Луна, чай! — Горошинка хватается за перила обеими руками и взлетает вверх по ступенькам.

— Я хотела только… — Я не знаю, что сказать. — Мне нужна минутка.

— Ладно. Оставлю ключ рядом с Девой, — говорит Горошинка, и миссис Финкл отступает, пропуская ее внутрь.

— Я присмотрю за твоей сестренкой, — говорит она мне. — Не спеши, дорогая.

Город наконец затихает. Теперь остались только я и половинка луны, той самой, в свете которой папа часто провожал маму домой. Той самой, которая видит все как есть, неприкрыто, и никогда не меняется.

Я думала, что электричество в моей голове уже поутихло, но тут оно внезапно оживает и освещает всю меня изнутри. Я знаю, что рядом что-то есть. Что-то маленькое, мелькнувшее на периферии моего зрения. Что-то настолько незначительное, что самое лучшее — просто не обращать на него внимания и надеяться, что оно само исчезнет. Но в этот раз я не могу его игнорировать. Не могу, потому что это вызов. Это знак.

Сейчас случится что-то невероятное.

Глава 4

Ореолы света вокруг уличных фонарей внезапно вспыхивают с грозным треском. Я смотрю наверх и вижу, как звезды танцуют у меня над головой. Они горят ярче, чем огни города, лежащего под ними.

Я срываюсь с того места, где стояла, — не знаю почему, просто срываюсь. Хватаюсь за железные перила, и мне кажется, что мои пальцы проникают сквозь железо, я уже не понимаю, что реально, а что — плод моего воображения. Я двигаюсь, но понятия не имею, зачем и почему. Затем я вижу, нет, чувствую — куда. И это похоже на удар в живот.

Здание. Мамин дом. Его зубчатый контур врезается прямо в ночное небо, окна слепые и непроницаемые, заколоченные досками. Его опоясывает железный сетчатый забор, увешанный охранными предупреждениями. Я представляла его себе совершенно иначе — темным, разрушенным замком с привидениями. Но на самом деле это место больше похоже на какой-то притон.

Узкий переулок отделяет нашу собственность от других домов в ряду, так что дом стоит немного в стороне от всех остальных — точно одинокий часовой на углу. Заставляю сознание сосредоточиться на нем, пока тело двигается к нему, и понимаю, что почти чувствую привкус кирпичной пыли и строительного раствора на языке. До него — всего несколько секунд, но в воображении каждая секунда медленно разрывает меня на части, как будто я оставляю после себя след из крошек сознания.

Вокруг пляшут звенья сетчатого забора, я врезаюсь в них, и мне кажется, что я могу пройти прямо сквозь забор, сквозь асфальт, грязь и даже лежащую под ней глину. Как только я в панике думаю о том, как неплохо было бы найти в заборе дыру и пролезть внутрь, чудесным образом происходит именно это, потому что в следующий миг я кубарем скатываюсь с холма в узкий переулок, врезаюсь в стены и сдираю плечи и локти. А затем земля исчезает, и я, шатаясь и спотыкаясь, протискиваюсь в узкую щель между зданиями и натыкаюсь на крошечный квадратик асфальта прямо перед боковой дверью. Спустя мгновение, которое, по ощущениям, длилось миллион лет, мои колени подгибаются, и я тяжело опускаюсь на землю. Поднимаю голову и смотрю на узкую полоску неба между стенами зданий. Не уверена, реально все это или происходит в моей голове, но в этот момент я вижу, как оно разверзается и из него вырывается пламя. Я чувствую привкус сажи — за секунду до того, как меня накрывает огонь.

Глава 5

Все та же луна.

Эта мысль бегущей строкой проносится перед моими закрытыми глазами.

Не знаю, как долго я была без сознания и что вообще произошло, но, по крайней мере, я рада, что жива. Я прижимаю руки к груди и чувствую, как бьется сердце — быстро, рвано, но все-таки бьется.

Лежу еще секунду и начинаю ощущать холодок бетона под лопатками и ягодицами. Должно быть, я лежу так уже довольно давно. По мере того как дурман рассеивается, я чувствую, как жилы на моей шее начинают протестующе ныть, так неудобно я вывернула голову. Вернуть ее в нормальное положение — это больно, но другого выхода нет. Горошинка, наверное, переживает, куда я пропала. Мне и самой хотелось бы знать.

Может, случившееся — это знак, что мне наконец нужно показаться врачу?

Я очень осторожно и медленно открываю глаза, с усилием приподнимая веки, и ищу взглядом ту самую полоску ночного неба. Какая-то часть меня боится, что, когда я взгляну на него, окажется, что оно-таки поглотило меня, и я увижу не небо, а лежащую внизу сеть бруклинских улочек. Когда я вижу, что небо — там, где ему и положено быть, у меня вырывается вздох облегчения.

Я сажусь, и мне сразу становится легче, а затем прислоняюсь спиной к боковой двери — жду, когда кровь перестанет стучать в ушах и висках.