- Как только переломы срослись, и в себя немного пришел, взял тачку, поехал по адресу. Хотел убить его, ее, обоих. Да так и не вышел из машины. Еду по трассе, снег, метель, темень, а в зеркалах она мерещится, а в ушах голоса друзей – не переживай, мол, так, что она последняя девка на планете? Она плюнула, а ты разотри и забудь. И ведь кто бы мог подумать, что они правы окажутся!
- Так ты доехал? И не встретились?
Он изучал меня взглядом целую вечность. И этот прицельный огонь я с трудом выдержала.
- Посмотрел со стороны.
- И все?
- Все.
- Как? Почему?! – я захватала ртом воздух. Не верилось! Я просто поверить в это не могла!
- Я к дому подъехал как раз вовремя. Они с магазина шли. Два пакета еды. Он впереди, она плетется следом. Думал плохо ей, выйду, размажу его, уже дверь открыл, а она вдруг остановилась и засмеялась, когда у него пакет порвался, и апельсины рыжими шарами рассыпались по снегу. Смотрит на него и смеется. А он подошел, обнимает ее, и она жмется к нему, сука, лицо прячет на его груди.
Максим отвернулся, порывисто выдохнув.
- Дал по газам и стер ее из своей жизни. Глупая и скверная, вот и весь разговор.
Я стояла и молчала.
Не верю. Не верю. Не верю.
- Что-то там явно не так было.
Он фыркнул.
- Знаешь, в любом случае, ты не вернулся к ней, как обещал. А она не знала твоих обстоятельств. Я теперь знаю – и мне и то больно, а она не знала. И не знает до сих пор. А значит для нее ты навсегда предатель и трус. Захотел бы поговорить – поговорил. Что ж, оставайся и дальше в ее глазах жалким…
- Хватит! – громко и резко сказал он.
Я кивнула. А потом всунула ему ее дневник, развернулась и, больше не говоря ни слова, пошла прочь, уже зная наверняка, что он решится на самый главный и важный разговор в своей жизни.
Максим
Он обманул Анну.
Он приезжал потом еще раз. И еще и еще. Он знал, где и с кем она живет. Он все о ней знал. Несмотря на прошедшие годы, он постоянно мысленно возвращался к ней, пока, наконец, через год после первого приезда, не приехал снова. И с тех пор, он иногда следил за ее жизнью – заочно, оставаясь на расстоянии, не выходя из тени. Наводить справки о ней, стало ритуалом, почти священным, неизменяемым приоритетом. Ровно раз в год, в канун нового года, он приезжал в Санкт-Петербург и узнавал о ней что-то новое. Живет все там же и с тем же, детей нет, вроде счастлива – ответ работницы фирмы её мужа был один и тот же из года в год. Максим кивал головой, хмурился, отсчитывая купюры, и тогда тощая секретарша добавляла какую-нибудь подробность о жизни своего босса с его женой Машей. Его Машей...
Осмелился он увидеть ее еще раз – почти два года назад, когда секретарша сообщила, что Маша едет в офис, участвовать в переговорах с клиентами. Максим задержался. Да и при всем желание уехать – не смог бы сдвинуться с места – от волнения онемело тело. Сообщница уже давно вышла из автомобиля, а он все сидел, не в силах пошевелиться. Возбуждение и трепет припечатали его к сиденью намертво.
Она появилась, и его сердце защемило. То ли от тоски, что колючей сыпью забило горло, словно раскаленный зыбучий песок. То ли от обиды и ревности, что всколыхнулось в душе, словно не погасшее, а дремавшее в пепле пламя. То ли от всё еще не умершей любви, что случается – он был уверен – лишь единожды в жизни.
А она беззаботно смеялась, выходя из автомобиля на мороз в одном черном платье. Улыбалась, пока бежала от машины к офису, в компании него – его соперника, победившего без битвы. Он проводил ее, мимолетную и счастливую без него, взглядом. За долю секунды успев рассмотреть ее всю, жадно выхватывая взглядом ее тонкую руку, тонкие пальцы, длинные ноги, тонкие щиколотки, волосы, собранные в хвост, глаза, губы…
Он закрыл глаза и застонал тихой болью. Маша – его Маша. Пальцы засвербели – под кожей загудели нервы, словно провода. Как бы он сейчас хотел схватить ее, убегающую, за руку, рвануть на себя, и пальцами ощутить бархат ее кожи. И чтобы голова ее беспомощно упала на его грудь, а губы были влажные и податливые и из ее горла вырывался стон. Как тогда, давно, что теперь кажется не правдой, когда она стонала под ним, и они умирали от любви. Одной на двоих, не поддельной, искренней. Но судьба коварна. Или она – его Маша.
Максим открыл глаза, воспоминание слетело – он сидел на кухне с красными шкафами, у себя дома. На столе снова лежал ее дневник. Он открыл первую страницу – та была исписана мелким подчерком, на полях несколько незамысловатых узоров розовой гелевой ручкой. Он провел кончиками пальцев по листу, представил ее тонкие холодные пальцы, ее глаза испуганно круглые, ее губы – он не забыл их вкус! В голове всплыл образ, как их целует не он, а тот, с кем разделила она эти годы, похищенные у них. Поморщился. Где-то, на самой глубине души всколыхнулась ярость.