Письмо из прошлого

- Я всегда буду рядом. – Зачем-то снова повторил отец, и Маша недовольно сморщила нос.

- Я знаю это, пап! – Она улыбнулась ликующей внизу толпе зевак и вдруг полетела. На пол. Спину обожгло болью.

- Дура! Дура! С ума сошла? Что ты делаешь?

Маша открыла глаза – потолок с желтыми разводами, лицо Максима – красивое, раскрасневшееся от злости. С улицы послышались голоса. Только сейчас, лежа на полу, она услышала их.

- Зачем ты это, Маш? – он потер ее ушибленный локоть, сел рядом, взялся за голову, тихо застонал.

- А что я? – она вспомнила отца, стоявшего на пороге ее комнаты несколько минут назад, повернула голову – никого, лишь пугающий деревянный крест украшал дверной проем.

- Он умер, Маш. Отпусти.

- Не верю! – прошептала она.

Максим нахмурился – ей ведь стало лучше, неужели снова?

- Прости, что оставил тебя одну. – Он пригладил ей волосы. – Не надо было мне уходить.

- Ничего страшного. Я была не одна, я была с папой. – Маша села, кивнула на дверь. – Уходи, у меня дела и закрой окно. Холодно. Зачем открыл?

Максим медленно поднялся. Смерил ее долгим взглядом, пытаясь уловить хоть каплю сознания в ее кофейных глазах, закрыл окно. Обернулся.

- Какие дела, Машуль?

- Надо помочь отцу. Он ждет меня. Там, на кухне.

Она отряхнулась, удивленно посмотрела на него, спросила, нахмурившись:

- Он зовет меня, что не слышишь?

Маша сделала несколько шагов, Максим прошептал ей в спину:

- На кухне никого нет. Отца нет. Его вообще больше нет.

Она остановилась у открытой двери, зашипела, не оборачиваясь:

- Замолчи.

- Он умер.

- Замолчи, я сказала!

- Он умер, Маш!

Она резко развернулась и рысью бросилась на него. От неожиданности, Максим не успел увернуться и они с грохотом повалились на пол. Маша больно вцепилась ногтями ему в лицо и с диким воплем прокричала:

- Молчи! Молчи, понял! Не смей больше ничего говорить!

Максим перехватил ее руки, крепко сжал запястья и, бросив на спину, сел сверху. Теперь он уже отчетливо видел лихорадочный блеск ее глаз. Сомнений не оставалось. Она больна и один он не справится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Он позволил себе с силой оттолкнуть ее, когда она уже стоя на ногах, снова полезла в драку. Она снова упала на пол. Он услышал глухой стук, сморщился – ей должно быть больно, но она даже не вскрикнула, лишь посмотрела на него удивленными глазами, сглотнула подступивший к горлу ком.

- Я вызываю врача. – Произнес он побелевшими от волнения губами.

- Зачем? – Маша тряхнула копной непослушных волос. – Со мной все в порядке.

- Ты не воспринимаешь реальность.

- Воспринимаю.

- Разве? – он всё так же стоял над ней, всматриваясь в ее лицо – блеск её глаз кричал о безумстве.

Она же, удобней устроившись на полу, закинула нога на ногу и спросила, чуть улыбнувшись:

- О чем ты?

- Маша. – Максим предостерегающе выкинул руку вперед, пытаясь остановить ее еще до того, как она вновь бросится на него. – Твой отец...

- Замолчи! – она не дала договорить ему и все-таки бросилась на него, заревела как раненый зверь.

- Успокойся!

- Ты врешь! Врешь! Ты все придумал!

- Да зачем мне это? Как я мог такое придумать?! – он крепко сжал ее руки, повалил на кровать, прижал запястья к матрацу. – Ты что опять ничего не помнишь?

Максим с одолевающим его сомнением заглянул в ее глаза и в ужасе отпрянул – в ее глазах жила пустота и лишь лихорадочный блеск зрачков освещал этот омут.

***

Оглушительный вой сирены скорой помощи, больница, капельницы, уколы, долгие ночи сомнений и страха за то, что ничего уже не вернуть. Но тьма отступила так же неожиданно быстро, как и пришла, поглотив их. Февраль ушел. Наступила весна.

Маша пришла в себя, когда яркое солнце заглянуло в палату, а за окном пожилой дворник вдруг уронил на асфальт ведро, и то со звоном покатилось по пустынной дорожке. Открыла глаза и сразу все поняла. Все вспомнила и приняла.

Сколько часов подряд она размышляла над событиями своей жизни, она не знала, но когда веки стали тяжелеть от усталости, твердо решила – раз ее никчемная жизнь зачем-то продолжается, то продолжит она ее достойно. Маша кивнула в такт своим мыслям, посмотрела на яркое весеннее солнце, пробивающееся сквозь больничное окно и щедро греющее лучами ее кровать. Оно ласково освещало теплым светом ее тонкие бледные руки с синими ручейками вен, худое заострившееся лицо. Маша коснулась пальцами потрескавшихся губ, облизнула их и вздрогнула, когда дверь палаты открылась – коридор – медсестра прошла мимо с подносом лекарств, а затем в дверях появилась пожилая родственница. Явилась – не запылилась.

Родственница изменилась. Седина, старательно маскированная раньше краской для волос, теперь густо украшала виски и затылок, а морщины на лбу, казалось, стали глубже.

- Что вам надо? – прозвучало грубо. Маша отвернулась к окну – вид внутреннего двора больницы ей нравился больше.

- Навестить тебя пришла.

 - Я не просила.

- Как ты? – проскрипела бабка и прошаркала к ее кровати.

- Замечательно. Лучше всех.

- Язвишь? – кресло у кровати скрипнуло. – Значит, оживаешь.