- И я тебя. – Показалось – он грустно усмехнулся. – Безумно.
Он открыл форточку, выбросил и свою и ее сигарету в окно, порывисто притянул ее к себе и жадно впился в губы. Она выдохнула, стиснутая его сильными руками, откинула голову назад, когда его губы перешли на шею и снова к губам.
А он снова напряжен, даже спина, по которой заскользили ее руки. Поцелуи жадные, порывистые, движения рук резкие и грубоватые, но она не вырывается и не сопротивляется, несмотря на мимолетную боль от таких прикосновений. Она чувствует – что-то случилось или должно произойти. Он опустил ее на уже остывшую от их близости кровать, снова они стали одним целым, и она потонула в синем море его глаз, целуя родные губы, беззвучно шепча – Люблю!
А позже он все так же нервно курил, разрешая и ей курить при нем, а потом вдруг оделся, сказав, что в магазин и вернулся с вином и шоколадом – темным и горьким, который она ненавидела, но он, видимо, забыл. Весь вечер они пили красное вино, любили друг друга на смятой постели, потом он снова пил, а Маша отламывала от шоколадной плитки по маленькому кусочку, подолгу держала его во рту. Тот медленно таял, но она не ощущала его горечи – горечью была наполнена ее душа. Она знала, скоро он скажет ей, что так тяготит его душу. Знала и чувствовала – снова запах тревоги поднялся с самой глубины ее души и медленно, точно густой медовый сироп – как она ненавидела мёд! – заполнял каждую клеточку её тела. А она наивная думала, что похоронила это чувство в сугробах февральского снега, что растаял и стек по водостокам, когда расцвела весна.
Так и случилось. Всю ночь он не сомкнул глаз, впрочем, как и она. Они подолгу смотрели друг другу в глаза, и она видела, что он все не решается начать разговор, лишь тяжело вздыхает и смотрит виноватым взглядом. А под утро он вдруг включил их первую песню, с которой все началось и, как и в тот день, они кружились в медленном танце, словно впервые пробовали на вкус губы – у него с запахом и вкусом вина и ее со вкусом шоколада.
- Поспи. – Сказал он слегка охрипшим голосом, когда в очередной раз поднялся с кровати, оставляя ее, горячую и обнаженную на влажных простынях. – Я в душ. Мне пора собираться.
Он вышел, не бросив на нее взгляда, зашумела вода.
Собираться…
***
Собираться…
Сердце вспорхнуло грустным мотыльком, взмолилось, но Маша знала, все решено. Она села, зажала рукой рот, зажмурила глаза – только бы не плакать, только бы без истерик, все ведь было, так прекрасно. Но слезы все же покатились, и она схватила подушку, прижала к лицу, вдохнула ЕГО запах, стало еще хуже. Он вернулся в комнату, когда она, набросив на дрожащее тело халат, курила уже третью по счету сигарету. От него, конечно же, не укрылся ее затравленный взгляд с покрасневшими от слез глазами.
- Не тяни уже, говори как есть. – Сказала она, оборачиваясь.
- Давай присядем.
Он сел на кровать, она подошла, села рядом.
- Ну? – она протяжно выдохнула, он вздохнул, приобнял ее за плечи.
- Я сегодня снова улетаю в Москву, с завтрашнего дня я должен быть в офисе у отца. Отец давно решил, а я все упирался. Как мог, оттягивал, но…И в универ в Москве я перевелся.
Маша вздрогнула, он продолжил:
- Из нашего института я ушел. Отец открыл новый офис, набрал сотрудников. Там нужен управленец, помочь с клиентами, первые контракты уже на подходе. В общем, только после первых сделок, я смогу приехать. Я сделаю то, что он хочет, помогу филиалу встать на ноги и сразу все брошу и вернусь. Для него бизнес важная часть жизни, а довериться кому-то постороннему он не может, он очень рассчитывает на меня. Я помогу ему Маш всем чем могу, сдам зимнюю сессию и вернусь!
- Ясно.
- Ну что ясно, малышка? – он поцеловал ее в щеку. – Я скоро вернусь, ты жди меня. Просто в этот раз наша разлука будет чуть дольше. Не неделя, а месяц-два.
- Месяц? – выдохнула Маша, почти теряя сознание. – Так долго? Про два я даже говорить не хочу!
- Время быстро пройдет. – Он виновато посмотрел в ее глаза, сжал ее ладонь так крепко, что у нее хрустнули костяшки пальцев. – Мне тоже тяжело, но уже ничего не изменить.
Маша сглотнула слюни – к горлу снова подкатил тошнотворный ком. Почувствовала, как замирает душа, как перестает биться сердце, как немеют руки и ноги.
- Ты давно все решил, да? – спросила она на выдохе севшим голосом.
Он с громким выдохом отнял свою руку, обхватил голову.
- Я ничего не решал, отец поставил меня пред фактом, там дома такие скандалы были, мать с валерьянкой каждый вечер, отец с угрозами, это невыносимо. – Максим поднялся, нервно заходил по комнате.
- Но ты же не сейчас купил билет на самолет, ты все знал заранее и сказал только сейчас? – она шмыгнула носом, повернулась к нему. – Только сейчас, когда я не смогу ничего изменить? Когда я внезапно останусь одна? Это же смерти подобно!
Он обернулся – в любимых глазах паника и растерянность.
- Не накручивай! Я просто не хотел тебя расстраивать! Если бы я сказал раньше, мы бы провели эти дни в слезах и прощаниях, а я так не могу, я бы не вынес этого! А так мы любили друг друга, и грусть охватила тебя только сейчас.