Дрожащими руками я отбросила конверт, шумно выдохнула, пытаясь унять сбившееся дыхание. По правде сказать, ничего плохого не произошло – ну поделилась неизвестная мне тетушка мыслью о моем отце, но последняя фраза вызвала внутри бурю негодования. Не верить? Чему я должна не верить? Я скомкала письмо. Никаких подробностей его жизни я знать не желала, а все потому, что в графе места моего рождения значился тридцатый километр – поселок в котором я родилась двадцать четыре года назад и в котором прожила лишь первый год своей жизни. Моя мать бежала оттуда со мной на руках. От чего или от кого – неизвестно. Об этом не принято говорить, но я, кажется, и сама знаю. Тридцатый километр – место среди горных речушек, протоков и устьев, скрытое по периметру от чужих глаз высокими заросшими холмами; место, где за год до моего рождения и до дня, когда мне исполнился первый год – исчезло двадцать две девушки. Половина из них были найдены мертвыми, о судьбе остальных остается только догадываться. Маньяк. Серийный убийца. На одной единственной фотографии в интернете у него цвет и разрез моих глаз и такая же чуть продолговатая линия рта. Мой отец? Видимо да и я на него очень похожа. Надеюсь, только внешне.
Я облизнула пересохшие губы, откидываясь на спину, полежала немного в тишине, и едва спокойствие вернулось ко мне, как в дверь позвонили. На пороге стояла та самая старушка, которую я недавно видела в окно.
– Добрый день, – поздоровалась та скрипучим старушечьим голосом. – Я соседка ваша, Анна Кузьминична.
Бабуля улыбнулась беззубым ртом, попыталась заглянуть за мою спину, рассматривая незамысловатый интерьер.
– Здравствуйте. – Я улыбнулась. Подбежавший кот довольно заурчал, начал тереться об ноги гостьи, облаченные в вязаные полосатые гетры и домашние тапки. – Я просто Анна. Проходите.
Я посторонилась. Женщина довольно кивнула, перешагнула порог, остановилась посреди коридора, осматриваясь.
– Ремонт сделали? – гостья одобрительно кивнула головой. – С новосельем вас.
– Да, спасибо.
– А я думала, уже никто здесь никогда не обоснуется. – Гостья вновь обвела взглядом небольшой коридор, посмотрела на дверь кухни. – Давненько я здесь не была.
– Давненько – это сколько? – улыбнулась я, чувствуя, что соседка знает о нашей квартире намного больше, чем риелтор Сергей. – А вы, из какой квартиры?
– Я из квартиры напротив. – Сказала гостья, добавила, задумчиво: – Лет десять точно прошло, а то и больше, как Машка пропала, так я и не была здесь с тех пор.
Я напряглась, но вида не подала. Мы прошли на кухню, я разлила по кружкам кипяток и только когда соседка села за стол, спросила:
– А Машка это кто? Девушка, что жила здесь?
– Жила когда-то, бедолага. – Анна Кузьминична подняла глаза к потолку и перекрестилась. Я удивленно замерла с сахарницей в руке.
– Вы перекрестились? Зачем?
Она обвела кухню бесцветными глазами, ответила, пожав плечами.
– У Котовас то мебель так же стояла когда-то. Вспомнилось что-то.
– У кого?
– Котовас, – старушка сощурилась. – Это фамилия бывших жильцов.
Я кивнула. По телу разлился жар от возбуждения, кажется, кое-кто сейчас удовлетворит мое любопытство.
– Расскажите о прежних жильцах? – спросила я с улыбкой, старательно скрывая охватившее меня волнение.
Соседка смерила меня долгим взглядом. Я поджала губы, выстукивая дробь пальцами по столу.
– Так, а что о них рассказывать…
Я пожала плечами.
– Не знаю. Они уехали, не взяв с собой ни мебели, ни вещей. Не знаете, отчего так?
– Так, а зачем им вещи на том свете?
Звон упавшей на пол чайной ложечки коснулся моего уха. Я поперхнулась. Натянутая внутри, долгими догадками, струна нервов – лопнула.
– Что? – по спине, нагретой от солнечных лучей, проникающих сквозь окно, пробежался могильный холод.
– Так померли они от пьянки своей, а девчонка их сгинула.
– Как померли? – Я сжалась. – Как сгинула?
– Пропала. – Анна Кузьминична пожала плечами, улыбнулась беззубым ртом. – Да, ты не пугайся, давно это было. Квартиру освятили, сам батюшка из церкви приходил.
Я облизнула пересохшие губы.
– Нам говорили, что квартиру освещали, но из-за чего не сказали. Что здесь произошло, что понадобилась помощь церкви?
– Да, все прошло уже, к чему вспоминать. – Соседка вновь махнула рукой, подозрительно посмотрела на абажур над моей головой. – Неблагополучные они были, пьянство и бедность.
Я хмыкнула, сказала, мотнув головой:
– Моя комната до сих пор без изменений – наследие от прежних жильцов. В эту субботу начинаем ремонт.
– А посмотреть можно? – вдруг спросила Анна Кузьминична и я, пожав плечами, повела соседку на смотрины.
Васька обогнал нас в коридоре, прошмыгнул первым в приоткрытую дверь, но тотчас вылетел обратно, громко зашипев. Я нахмурилась и толкнула дверь.
– Ох! – Анна Кузьминична замерла на пороге и снова перекрестилась. – И кровать твоя стоит на том же месте, что у Машки когда-то. А обои то да, сменить надо, совсем выцвели, точно цветы на погосте.