Письмо на желтую подводную лодку

— Трепать мои и без того расшатанные нервы… Дурдом на колесиках!!! Очень полезно уметь включать дурака, Папалексиев, главное — чтобы выключатель не сломался… Я почти шестьдесят лет в школе, а такой наглости еще не слышала! Ну, учтите: меня трудно вывести из себя, но загнать обратно еще сложней. — Старушка возвела очи к потолку, взывая, очевидно, к Богу, в которого не верила. Ее седые, испорченные химией волосы встали дыбом. — Опять за свое? Развелось акселератов! Голова вместо попы и руки, растущие из нее, — самая распространенная мутация на Земле. Семиклассники уже позволяют себе «сметь свое суждение иметь»! Убеждения надо выстрадать, а не вычитывать в учеб… Ой! Я что-то не то говорю…

Седьмой «А» понимал, что сейчас Вера Напалмовна действительно противоречит сама себе, но та из последних сил продолжала бороться с малолетней оппозицией:

— Папалексиев, ты тоже добился двойки в четверти, и в году больше, чем на тройку, не… не рассчитывай! Видно, счастье до вас со Штукарь будет долго идти… потому что оно огромное — ему очень тяжело идти быстро. Вон из класса — оба!!! Второй раз… вам с рук не сойдет… Идеологическая диверсия!.. Я доведу до сведения… Таким ученикам не место в нашей… нашей образцовой школе!

Учительница достала из кармана валидол и дрожащими скрюченными пальцами положила под язык. Вот когда весь класс испугался — довели!!! Оле с Тиллимом было уже не до дискуссий — они, не сговариваясь, ринулись в медпункт…

Даже закаленное как сталь партийное сердце Веры Павловны подобной диверсии не выдержало, и она с инфарктом угодила в больницу, впрочем, настроение самостоятельно мыслящих дважды двоечников ухудшилось не меньше, чем здоровье престарелой учительницы. Тиллим и Оля ничего дурного, конечно, не замышляли и такой печальный итог литературного диспута в своем подростковом максимализме предполагать вряд ли могли. Теперь-то им было страшно и за пострадавшую старушку, и за собственное будущее. Становилось понятно, что Штукарь и Паралексиеву ни о каком Кавказе не следует и мечтать — представлять челябинскую пионерию в ответственной поездке они не достойны. Во-вторых (это было самым опасным), если Вера Павловна сдержит слово и не смилостивится, педсовет будет вынужден рассматривать случившееся с ее политической позиции как намеренную травлю заслуженного педагога, ветерана партии и советской школы со стороны двух «идеологически незрелых» юнцов, и тогда исключение из «образцовой спецшколы» обоим обеспечено. То немногое, что давало Тиллиму с Олей шансы на благоприятный выход из столь неблагоприятной ситуации: заветное желание школьного руководства поскорее отправить строптивую, ставшую на старости лет просто невыносимой Веру Павловну на давно заслуженный почетный отдых, высокая репутация учеников, «подающих большие надежды», да и стремление сохранить безупречную репутацию самой школы…

V

Следующего занятия по литературе весь класс ждал с особым волнением (мало кто осуждал Папалексиева и Штукарь — было жаль только, что спор о сочинении привел к ухудшению здоровья литераторши), а Оля с Тиллимом, чувствовавшие все-таки некоторую вину, — просто с замиранием сердца. Когда выяснилось, что урок не отменен, ученики 7-го «А» терялись в догадках, кто же заменит «сушеную кобру» Напалмовну. Вошедшая в класс молодая блондинка в брючном костюме сливового цвета уже одним своим видом заставила поднять головы и замереть не только мальчиков, но и девочек.

— Здравствуйте, друзья мои! — спокойным, уверенным и в то же время доброжелательным тоном поприветствовала учеников дама. — Меня зовут Ирина Юрьевна. Я ваша новая учительница русского языка и литературы, хотя мне было бы приятнее, если бы вы называли мой предмет словесностью. Наш первый урок будет посвящен творчеству удивительного поэта и прозаика, яркого романтика, Михаила Юрьевича Лермонтова. Но для начала хотелось бы поближе с вами познакомиться. Давайте поступим так: каждый назовет себя, а потом скажет нам, что для него Лермонтов…

В воздухе почувствовалось свежее дуновение, как будто повеяло весной, хотя за окном стоял морозный февраль.

— Нет, ты слышал? Поздравляю! — прошептала Оля, взволнованно задев Тиллима локотком. — Конец змеиному царству! Думаю, больше никто не будет затыкать нам рот штампованными формулировками.

Тот, в свою очередь, поразился:

— Моя бабушка всегда называет русский и литературу словесностью — ее в гимназии так учили… По-моему, ты права!

Сорок пять минут пролетели как одно мгновение, но зато какое! Вместо скованной мертвящей коркой программы совдеповской средней школы, вместо выхолощенной черно-белой литры одаренным подросткам предстала Великая Русская Словесность, способная увлечь и вызвать живые человеческие эмоции у кого угодно.