Письмо на желтую подводную лодку

Впечатлительному мальчику показалось, что он попал в космос: по сторонам от «икаруса» был уже сплошной мрак. Свернув с трассы и сделав буквально несколько шагов в сторону моря, откуда дул ласковый теплый бриз, или леса, можно было оказаться среди золотистых, голубоватых, даже красных звезд — сойти с земного пути на Млечный! Космическую тишину нарушал только монотонный, нескончаемый стрекот. Тиллим догадался — цикады! Что-то подобное он слышал в деревне у бабушки, когда после заката выходил на июльский луг, но там ведь были только уральские кузнечики, а здесь совсем другое: ничего не стоит представить себе, что находишься в Греции, поблизости от жилища богов — горы Олимпа или чудесного обиталища муз — Парнаса, где тоже пахнет священным миртом и не умолкают цикады…

Вдруг где-то впереди автобуса, в горных зарослях раздался пронзительный жалобный звук — там будто плакал ребенок. Плач прекратился так же неожиданно, как и возник, но все, кто его слышал, насторожились. Неспокойно стало у всех на душе от этого тревожно-завораживающего младенческого крика.

— Ой! Что же там такое может быть? — заволновалась Оля. — Откуда в лесу ребеночку взяться?

Тиллим, даже не успев подумать, каким героическим может показаться его порыв Оле, достав предусмотрительно взятый в путешествие карманный фонарик на батарейках, простодушно предложил:

— Вдруг кому-то нужна наша помощь? Идемте, посмотрим, что там стряслось! Скорее же!

— По-моему, прежде чем что-то делать, нужно хорошенько подумать, — заумничал Матусевич. — Ходить по такой темноте, да еще в незнакомой местности — опасное безрассудство… А может, просто позвоним по девять один один, и пусть разбирается Служба спасения?

Ответом ему было всеобщее удивление, а Тиллим, сообразив, даже возмутился:

— Насмотрелся за границей всякого… Здесь тебе, Шурик, не Африка, и твои американские друзья тоже далеко! Здесь Советский Союз — у нас в беде каждый каждому друг и Служба спасения! Ясно?

Пионеры с фонариками пошли вдоль шоссе в том направлении, где раздавался плач, тщательно освещая кустарники и лес по обочинам. Взрослые пытались руководить. Поблизости ни справа, ни слева никого не было видно — по обе стороны возвышались живые стены из густой листвы и буковых стволов, перевитых к тому же настоящими (как в джунглях!) лианами.

— Ну что ж. Должно быть, нам всем показалось, — поспешила успокоить детей Людмила Николаевна, — даже скорее всего кому-то одному показалось, что кто-то плачет, а остальные убедили себя, будто тоже слышали. Это неудивительно. Известно такое явление, как массовое самовнушение, и…

Людмила не успела договорить, а детский плач раздался снова, но уже где-то позади «икаруса». Теперь было ясно, что никому ничего не показалось.

— Подождите! Вдруг там и вправду малыш-потеряшка? — взволнованно воскликнула с некоторых пор начавшая понимать, что такое страдание и сострадание, Юля Григорович. — Вдруг он как-то выскользнул из машины, а папа с мамой и не заметили… Всякое случается.

— Ага, скажешь тоже! Разве это можно не заметить? — возразил Вася. — Да просто завезли сюда нарочно и выбросили — еще те предки!

Классная руководительница запротестовала:

— Ты что несешь, Алексеев? Так даже думать нельзя!

— А если так и было? И он ползает сейчас по кустам, ему, наверное, страшно… и больно… — захлюпала носом Лиза Орехова.

В сгустившемся душном воздухе повисла зловещая пауза.

— Значит, так, ребята, — отважно произнесла Людмила Николаевна. — Сейчас мы разбиваемся на группы и прочесываем территорию. Далеко не разбредаться!

Тут подал голос помалкивавший до сих пор водитель:

— Вот шо я вам скажу — даже не думайте туда лезти! Лучше вам того не делать, пионэры…

— Это еще почему? Я решительно ничего не понимаю… — растерялась Людмила Николаевна. — Мы же не можем оставить потерянного ребенка!

— Та то ж не живое дитя, разумеете? То мертвая дивчинка себе жертву кличет! — продолжил Тарас на своем смешанном наречии, понизив голос до трагического шепота, а заодно ловко меняя колесо. — Дивчинка та сперва померла, а уж потом обратилась в упыря-кровососа (у нас говорят — вурдалака). Ежли кто ночью заслышит ребячий или девичий рев, пойдет ту дивчинку искать, она того в горы и утащит, в пещеру какую, и шабаш! От человека даже косточки не остается. Вот как бывает-то, держитесь вместе…

Теперь и в стрекоте цикад слышалось что-то жутковатое. Заменив наконец колесо, водитель как ни в чем не бывало (заметив, однако, какое впечатление его рассказ произвел на школьников) уселся за руль. Большинство юных пассажиров затаились в салоне, как только Тарас рассказал о «дивчинке»-оборотне.

— Не бойтесь, дети, — успокаивала Людмила Николаевна, бросив укоризненный взгляд на невежественного шофера. — Обычное суеверие, пережиток прошлого.

Некоторые ученики еще оставались снаружи, когда из зарослей опять послышался детский плач. Теперь он был еще протяжнее и тревожнее прежнего, а главное — гораздо ближе.

— Пошустрей, пионэры! — крикнул раздраженный Тарас. — Думали, я того — брешу?