Письмо ни от кого

– Друзья! – громко хлопнул в ладоши Ковалик. – Рассаживайтесь поудобнее, никого не стесняйтесь, сегодня в этом зале собрались все свои. На вторую половину зала внимания не обращайте, считайте, что у нас там идет не вовремя затеянный ремонт. Друзья! Я рад видеть, что за столами нет свободных мест, а значит, все приглашенные откликнулись на мое предложение вместе встретить наступление нового, 1989 года. Я предлагаю начать наш вечер и наполнить бокалы. Смелее, друзья, оставьте скованность в уходящем году!

За столами зашевелились, послышался звон посуды, раздались отдельные реплики: «Через руку не лей, счастья не будет», «Ой, мне больше не надо!», «Какого вина налить, красного или белого?»

– Я закрываюсь? – спросил у Ковалика новый швейцар, атлетически сложенный мужчина лет сорока.

– Закроешь центральный вход, погаси свет в фойе и проверь двери на кухне, – ответил Евгений Викторович.

В директорской кабинке во главе стола сел Евгений Викторович, справа от него – жена, слева – дочь. Рядом с тещей, напротив меня – муж Альбины Сергей. Маше досталось место рядом со мной. Еще одно место, справа от Сергея, оставалось незанятым.

«Нас три пары, – автоматически отметил я. – Судя по раскладу, на сегодняшний вечер Маша – моя девушка. Лучше бы они мне Альбину предложили».

Словно уловив мои мысли, дочь кооператора заерзала на месте, на секунду прижалась ко мне бедром и вновь отодвинулась.

«Сейчас взять и опустить руки под стол и неожиданно схватить обеих девчонок за коленки. Вот визгу-то будет! Всем гостям запомнится».

Я осмотрел стол. По центру стояли две бутылки «Советского» шампанского, бутылка армянского коньяка и бутылка молдавского марочного вина. Из холодных закусок была предложена копченая стерлядь, украшенная дольками тонко порезанного лимона и веточками укропа, мясная нарезка, два вида салатов без майонеза и маслины в отдельной вазочке. Прямо передо мной на круглом блюде, лапками кверху, лежали три зажаренные птички, обложенные по краям дольками ананасов.

– Рябчики, – шепнула мне на ухо дочь Ковалика.

– Их надо к Евгению Викторовичу пододвинуть, – в ответ прошептал я.

– Альбина, за столом неприлично шептаться, – сделала замечание жена кооператора.

– Перестань! – одернул ее Ковалик.

Пока гости накладывали салаты и закуски, я рассмотрел мать Альбины и ее зятя.

Анжелика Васильевна была худощава, из чего я сделал вывод, что Маша Ивлева приходится Коваликам родней с ее стороны. У супруги кооператора была короткая кудрявая прическа, волосы выкрашены в бледно-сиреневый цвет. Как многие пятидесятилетние женщины, стремясь удержать последние мгновения былой привлекательности, Анжелика Васильевна не соблюдала умеренности в косметике: на верхних веках ее узеньких глаз толстым слоем были положены тени, сморщенные губы накрашены помадой ярко-алого цвета.

Ее зять был плечистым мужчиной лет тридцати. Как и тесть, он носил усы, волосы зачесывал набок. Сергей был в ладно сидящем костюме, при галстуке. На лице его читалась деланая отрешенность человека, насильно загнанного на скучное мероприятие.

«К утру он наклюкается, – решил я. – Или найдет себе развлечение по душе, или уйдет в алкогольный аут».

Спиртное за нашим столом разливал Сергей. Мужчинам он налил коньяк, бокалы женщин наполнил вином. Проконтролировав его действия, Ковалик взял в руки рюмку, громко, на весь зал, провозгласил тост:

– За год уходящий! Пускай все беды и невзгоды останутся в нем, а в новый год перейдет все только самое лучшее! За удачу в новом году, друзья!

Гости в зале дружно сдвинули бокалы и рюмки, послышались шуточки, раздался первый женский смех. Следуя примеру Ковалика, я чокнулся со всеми по очереди, неспешно выпил. За первым тостом последовал второй, потом третий, и только после него и хозяева, и гости отставили спиртное в сторону и переключились на еду.

Для интереса я попробовал рябчиков. Костистые птички, мяса – минимум, что в них нашел поэт Маяковский? Сам, поди, никогда рябчиков не ел, вот и писал о них с чужих слов. Лучше бы о стерляди написал. Копченая стерлядь была просто великолепна! Пальчики оближешь. Пока хозяева стола вяло ковырялись вилками в салатах, мы с Машей оставили от рыбины только остроносую голову и хвост.

Выпив и закусив, я отошел покурить к сдвинутой за елку мебели. Следом за мной поднялся Ковалик. Зять его попытался закурить в кабинке, но был изгнан в зал Анжеликой Васильевной. Маша и Альбина, как я понял, не курили.