Письмо ни от кого

– Альбина, лифт наверняка не работает! – запротестовал я.

– Все работает, пошли.

Делать нечего. Я рассовал стаканы по карманам куртки, взял в руки бутылку и пошел вслед за девушками. Лифт, естественно, не работал. Ночь же! Где это видано, чтобы лифт жужжал после одиннадцати вечера.

– Пешком пойдем? – спросил я, пару раз нажав на безжизненную кнопку лифта.

– Не будь ребенком, поедем на лифте, – ответила Альбина.

Она подошла к закрытой на врезной замок комнате управления лифтом, вытащила из прически заколку, согнула ее пополам, вставила в замочную скважину, пошевелила туда-сюда и… открыла дверь! Щелчок рубильника – и лифт загудел, спускаясь на первый этаж.

– Я в детстве была шкодливой девочкой, – пояснила Альбина. – Мы с пацанами еще не такие номера проворачивали! Как-то раз, помню, в одной пятиэтажке мы сняли все навесные замочки на почтовых ящиках и перевесили их в соседний дом. Представьте, как здорово получилось! Приходишь после работы домой, хочешь забрать газету, а там – фигушки – чужой замок висит. Снимай его, как хочешь, ключа-то нет.

– Вас не ловили на таких забавах? – поинтересовался я, входя в лифт.

– Пацанов ловили, а мне всегда удавалось сбежать. Один раз, правда, мужик догнал меня, сорвал с головы шапочку. Пока соображал, что к чему, я успела улизнуть. Дома сказала, что шапочку на улице хулиганы отобрали.

На последнем этаже лифт остановился, мы вышли на балкон.

– Тут кто-то уже был, – сказал я, показывая на пустые бутылки в углу.

– Не поленился же этот «кто-то» пешком ползти на шестнадцатый этаж! – недовольно пробурчала Маша. Ей затея с поездкой по «Трем точкам» не нравилась.

– Ребята, какие вы неромантичные! – воскликнула Альбина. – Чем же еще заниматься в праздник, как не стрелять пробками с «Оля, я тебя люблю!». Вы только посмотрите вокруг, какая красота! Нет ничего прекраснее ночного города, а вы ноете, как будто я вас на комсомольское собрание привезла.

– Куда стрелять? – спросил я.

– Андрей, ты что, здесь в первый раз? – удивилась Альбина. – Стреляй в сторону проспекта. Если кому-то на голову пробка упадет, это к счастью. Шучу. Пробка до проспекта не долетает. Проверено. Ты готов? Маша, держи стаканы. Поехали! За Новый год!

Распив бутылку на высоте, мы пошли вниз пешком. Стены подъезда шестнадцатиэтажки были расписаны нецензурными стихами, изредка встречались мудрые изречения и едкие эпиграммы.

Между седьмым и восьмым этажами Альбина остановилась.

– Это мне посвящено, – она с гордостью показала на выцарапанную на известке надпись.

– Да ну! – усомнился я. – Откуда ты знаешь, что это про тебя?

– Пять лет назад один парень ухаживал за мной: цветочки дарил, до дому провожал. Я поиграла с ним в любовь, а потом отшила. Он обиделся и написал. Видели, как глубоко процарапано? Чтобы забелить не смогли.

– Я бы на твоем месте хоть имя стерла, – сказала Маша.

– Зачем? – пожала плечами Альбина. – Пускай остается на память.

Надпись на стене была лаконичной: «Альбина К. – тупая овца!»

После «Оля, я тебя люблю!» мы поехали стрелять пробками на набережную. На сей раз я решил схитрить и одну бутылку сэкономить. Пока Альбина отвлеклась, я открыл шампанское, оставив пробку в руке. Не успели мы выпить, как из переулка к нам тихо подкрался автомобиль ГАИ, из него вышли два инспектора.

– Так-так, – осуждающе сказал первый инспектор, – распиваем спиртные напитки в общественном месте? Что-то мне ваша машина знакома… О, так это Евгения Викторовича «Волга»! А где он сам?

– Я за него, – дерзко ответила дочь Ковалика.

– У вас водитель трезвый? – с подозрением спросил второй инспектор.

Мне до смерти не хотелось доставать служебное удостоверение и объяснять гаишникам, кто я такой. Вместо препирательств я взял в салоне «Волги» початую бутылку коньяка, щедро плеснул в два стакана.

– Это за Новый год, – сказал я инспекторам, протягивая коньяк. – Без закуски жахнете?

Они засмеялись, лихо опустошили посуду и уехали.

С набережной мы отправились на третью точку, именуемую в народе «Слава КПСС!». Воспевающий партию лозунг располагался на вершине холма, на другом берегу реки, прямо напротив городской набережной. Изготовлен он был из огромных металлических букв, хорошо видимых с противоположного берега. Точка «Слава КПСС!», как и «Оля, я тебя люблю!», была культовым местом, но популярностью пользовалась лишь у лиц, имеющих собственный транспорт. От ближайшей остановки до «Славы КПСС!» пешком идти было далековато, а зимой, в мороз, даже опасно – дорогу могло замести.

На «Славе КПСС!» мы остановились на краю укатанной площадки, рядом с последней буквой «С». Я выстрелил пробкой с уже открытой на набережной бутылки, девчонки подмены не заметили. Наступало утро, праздничная энергия у них таяла на глазах, особенно у деятельной дочки кооператора.

Допив шампанское, Альбина отвела меня в сторону.

– Андрей, ты чего так себя ведешь? – укоризненно сказала она. – Маша же обидится. Она же девушка. Красивая. Мы с тобой всю дорогу обнимаемся-целуемся, а она у нас одна сидит, как неродная. Иди, поцелуй ее. Маша замерзла, ее надо отогреть.