Письмо с этого света

– Не курите? И правильно делаете. Я тоже бросаю, – сказал он и тут же с удовольствием запыхтел вонючим дымом прямо ей в лицо. Но женщина, целиком погруженная в немое отчаяние, никак на это не отреагировала.

– Молодежь не признает ничего, кроме Москвы. Даже наш Питер, культурная столица страны, кажется им недостаточно продвинутой, – продолжал разглагольствовать страж порядка, откинувшись на спинку кресла и приподняв к потолку лоснящийся, гладко выбритый подбородок. – Подождите, сама объявится, куда денется. А телефон выключила, потому что стыдно, небось, что сбежала, вас не спросясь, да и укоры ваши слушать не желает.

Мать его уже не слушала. Она сдержанно поблагодарила его за помощь и встала, намереваясь уйти.

– Погодите, – остановил ее полицейский, – если ваша дочь не объявится в течении недели, приходите снова ко мне, я свяжусь с московскими службами. Если она куда-то собралась поступать, они быстро ее отыщут.

Но этого не потребовалось.

Обзвонив для порядка московские морги и больницы, мать с Андреем принялись составлять список возможных столичных вузов, на которые мог пасть мой выбор. Все технические, экономические и естественные науки были отвергнуты сразу. Туда же отправились и вузы частные, так как на них у меня определенно не хватало денег (пропажа содержимого банки к тому времени, естественно, уже была обнаружена). Оставались лишь гуманитарные государственные вузы и факультеты, и список оказался не таким большим, как они боялись поначалу. Первым делом мать стала звонить в театральные институты. Ей почему-то всегда казалось, что у меня дурная тяга к позерству, стремление выделиться и вообще «звезда во лбу горит», а такой набор качеств, считала она, как раз и должен был привести меня на актерское отделение. Андрей же пошел куда более верным путем. Он стал обзванивать психологические, филологические факультеты и факультеты журналистики, и так уже через несколько дней вышел на мою «толстовку». Впрочем, звонил он туда без особой надежды, скорее для галочки. В сотый раз за последние дни Андрей задал вопрос, подавала ли такая-то абитуриентка документы, и уже не чаянный ответ «да» чуть не подбросил его к потолку. «Можете не беспокоиться, она прошла по баллам, все в порядке». О, еще как они будут беспокоиться!

Первым порывом матери было немедленно ехать в Москву. Но Андрей уговорил ее этого не делать. Надо предоставить ей шанс самой осознать, что она натворила, и покаяться, сказал он, и мать согласилась. Тем более она была уверена, что скоро я сам вернусь домой и, счастливый и довольный, объявлю ей о своем благополучном поступлении в московский вуз. Вот тогда-то она мне задаст! Теперь, когда она перестала так сильно волноваться за меня, ее охватила настоящая злоба. Ведь все то же самое можно было сделать открыто, по-человечески. «Неужели же она решила, – думала про меня мать, – что я не позволю ей поступать туда, куда она хочет?!» Но потом честно призналась себе, что да, не позволила бы. Во-первых, она не считала литературу профессией, да и не помнила она за мной тяги к писательству. «В школе, правда, она писала лучшие в классе сочинения, – продолжала маман цепочку своих рассуждений, – может, у нее и есть какие-то способности». О моих стихах она наверняка даже не вспомнила. Во-вторых, ей пришлось признать и то, что она вряд ли согласилась бы отпустить меня в другой город. Ей вовсе не хотелось оставаться одной, в квартире, где все напоминало о рано ушедшем, некогда горячо любимом муже. В квартире, где, казалось ей, все еще витает его дух, напоминая о себе еле уловимыми запахами, шорохом поблекших занавесок, поскрипыванием старой мебели, которую он когда-то раздобыл по знакомству…

Осознав это, она несколько смягчилась и пообещала себе устроить мне взбучку лишь для виду, не слишком усердствуя. Но я все не объявлялся, и, начав вновь паниковать, мать решила непременно ехать в Москву, не откладывая более. Она зачем-то по телефону сообщила об этом Андрею, и он ответил, что поедет вместе с нею. Тут в душе у нее зародилось легкое, не вполне определенное сомнение. Она начала уверять его, что это вовсе не обязательно, что она прекрасно справится и сама, а когда она меня привезет, мы сможем в спокойной обстановке все обсудить. Все это время она была уверена, что я сбежал от нее и только от нее. И лишь теперь, во время того телефонного разговора, у нее наконец возникло подозрение… Но Андрей и слушать ничего не желал. Он заявил, что с ней или без нее, но он едет в Москву и непременно меня отыщет. Пусть даже для этого ему придется перевернуть вверх дном весь город. И тогда моя мать согласилась ехать вместе – так все же было спокойнее.