Блестит слюда в тяжелой, грубой кладкеОграды привезенного аббатства:На матовый французский известнякБлестящий гнейс Америки наложен.Сурово, бедно строили в ЕвропеТогда, когда у нас Батый пронесся.Нам что? – Сгорели, да в леса забрались,Да натесали топорами щепок,Хором, хибарок, городищ да тынов.А там точили хрупкий доломитДа ткали пестрые запоныВ холодных замках стены закрывать.И вот висят в музее над «Гудзоном» –Рекой холодной, синеватой стали,Бретанской Анны гобелены.Войди в суровый полутемный зал,Где выткана в шелках судьба единорога:В узорчатом лесу среди цветовСкрывается великолепный зверь,Как кипень белый, быстроногий,С козлиною бородкой в два виткаИ с длинным, точно винт с нарезкой, рогом.Живительней становится вода,Когда он рог в источник погружает.И звери с человечьими глазамиНа гобелене воду пьют,И в каменном бассейне нежноВ полцвета шелка отражен фазан;Нагнулся, пьет, и дрогнул хвост цветистый.Ай! Скользок белый мрамор водоема!Но зверя надо заколоть:Охота – благородная забава.Зверь окружен, но, яростно брыкаясь,Он пса неловкого пронзает рогом.На белой шерсти – алые потоки:– Еще копьем узластым садани!И вот, убитый зверьОбвис бессильно на седлеИ с торжеством доставлен к замку.Людовик с Анною БретанскойОхотников встречают благосклонно.Но лица деревянные валетовТемнеют: взоры короляВ глазах его невесты тонут:Не надо им единорога…Туристы ходят, смотрят и уходят.Темнеет в комнате суровой.Вечерний свет исчезнет скоро в окнах.Но будут в темноте упорноВсё так же вот искать глазамиДруг друга испитой корольИ бледная, худая Анна.Что нам до них – они давно истлели.Но вот, линялый гобелен,Которым санкюлоты закрывалиКартофель от мороза в погребах,Хранит для нас в веках, как память,И этот взгляд, и эти лица,И рот, открытый в муке смертной –Извечную судьбу единорога.
СТИХИ О ЛЕРМОНТОВЕ
1
Широк во лбу, сутул, и кривоУлыбка сводит детский рот.«Увы, Мишель, вы – некрасивы…»– Всегда всё тот же оборотРечей – сперва о нежной дружбе,Потом – о чем-то о другом,И – неприятности по службе,И – надо свет считать врагом…Ну да, – язык острее бритвы!Но сколько нежности в душе,В письме с Кавказа после битвы!Ведь крови — нет на палаше…И эта нежность вырастаетПо вечерам в черновикеИ тает — так туман растаетВ июльский день на Машуке.