Письмо Софьи

– Но вы же отлично говорите по-французски, Софи, и мы с Эжени назовем вас своей дочерью. А Наполеон для меня уже не кумир, и я боюсь в нем окончательно разочароваться… – Франсуа вдруг насторожился и прислушался.

Софья понимала, что самым разумным сейчас было бы вернуться домой, но шум со стороны Красной площади и Кремлевской набережной пробудил и в ней, и в месье неодолимое любопытство, и они кинулись в направлении Москвы-реки; испуганной Эжени ничего не оставалось, как плестись следом за ними.

Еще издали они увидели движение войск, но, если Софья и Эжени не могли понять, какие это войска, то месье Лан сразу же узнал французские мундиры. Это был авангард наполеоновской армии, входивший в Москву.

Прижавшись к купе деревьев, росших на холме, месье Лан и его спутницы наблюдали сверху за безостановочным военным потоком.

Пехота и артиллерия тянулись по мосту, конница шла через реку вброд и затем, разделяясь на несколько малых отрядов, занимала караулы по берегу и по улицам. Впереди авангарда скакал необычный всадник, напоминавший скорее театрального актера в героической роли, нежели измотанного и запыленного в походе воина. Это был высокий статный красавец с черными локонами до плеч, в роскошном бархатном мундире, сплошь расшитом золотом, в большой шляпе с султаном из белых страусовых перьев. Его конь был украшен под стать всаднику: богатый чепрак до земли, лазоревый мундштук,[11] вызолоченные стремена.

– Что это за райская птица? – невольно вырвалось у Софьи.

– Несомненно, это Мюрат, король Неаполитанский! – догадался Франсуа. – Я слышал, что он любит покрасоваться. Но он славится и храбростью. Смотрите, даже русские казаки любуются его удальством!

Действительно, вокруг Мюрата и чуть впереди него следовал казачий разъезд и, кажется, казаки действительно выражали необыкновенному полководцу свое почтение, а тот благосклонно принимал их восторги, позволяя казачьему отряду беспрепятственно удалиться из Москвы.

– Ясное дело: победитель входит в город и милостиво кивает восхищенным туземцам, – с горечью усмехнулась Софья.

– Но, похоже, Мюрат не собирается задерживаться в Москве, – заметил Франсуа, когда полководец поскакал на восток вдоль Москвы-реки в сопровождении нескольких эскадронов. – Занял Кремль и теперь уходит? Куда же? Преследовать русскую армию? А казачий арьергард так и будет маячить перед ним?

– Довольно уже тебе любоваться своими красавцами, пора домой, – дернула мужа за рукав Эжени. – Сейчас самое лучшее – укрыться и выждать, что будет дальше. Пойдем, пока нас никто не заметил.

К дому все трое шли торопливым шагом, хотя Франсуа поминутно оглядывался, словно надеялся увидеть вслед за французским авангардом самого Наполеона.

Вернувшись на Покровку, они обнаружили, что за время их отсутствия кто-то успел побывать в доме, унести серебряные подсвечники и дорогую посуду. Это могли быть и оказавшиеся столь ненадежными слуги Павла, и какие-нибудь мародеры, наводнившие город в предвоенное время.

– Пока придется все запирать и ночью, и днем, да и вообще вести себя настороженно, – сказал Франсуа. – А потом, надеюсь, наполеоновские офицеры наведут в городе порядок, будет назначен комендант, появится полиция…

– Ты что же, собираешься оставаться в Москве? – перебила его Эжени. – По-моему, нам надо думать, как отсюда поскорее сбежать.

– Сбежать не получится; я думаю, город окружен, – развел руками месье Лан. – А что плохого, если мы здесь останемся? Французы же не будут трогать мирных жителей – тем более своих соотечественников. А мы представимся одной семьей: отец, мать и дочь. Я сегодня же пойду на разведку и постараюсь узнать, какая в городе обстановка. Не бойтесь за меня, кто тронет старого французского лекаря?

Несмотря на протесты жены и Софьи, Франсуа вскоре вышел на улицу, предварительно удостоверившись, что в подвалах и чуланах дома никто не прячется и женщинам ничто не угрожает. Впрочем, на всякий случай он оставил Софье один из своих пистолетов.

Вернулся месье Лан уже под вечер, до крайности измученный беготней по городу и переполненный тревожными впечатлениями. Из разговоров с французскими офицерами он узнал, что Наполеон ждал на Поклонной горе, а затем у Дорогомиловской заставы депутацию из Москвы с ключами от города, но так никого и не дождался. И, когда его адъютанты узнали, что и российская армия, и жители выехали из Москвы, это повергло французов в крайнее уныние. Говорили, что сам император был взбешен, и генералы стояли вокруг него навытяжку, боясь пошевелиться. Затем он отправил к Кремлю авангард во главе с Мюратом, назначил обер-комендантом генерала Антуана Дюронеля, а сам, оставшись на ночь в Дорогомиловской слободе, решил въехать в Москву лишь завтра утром. Таким образом, месье Лан, надеявшийся еще сегодня узреть воочию того, кем недавно так восхищался, не смог дождаться этой минуты, но твердо решил на следующий день повторить свою вылазку в город и все-таки увидеть императора.