Письмо Софьи

– Только в отличие от Нерона, который сам поджег город, мы этого не делали; пожар – дело рук ваших соотечественников, – сказал Анри Бейль с жесткими интонациями, а после паузы добавил уже мягче: – Впрочем, я пришел сюда не для того, чтобы вести с вами политические споры. Шарль, отбывая в свой злополучный рейд, просил меня по возможности позаботиться о вас, если с ним что-то случится. Хотя чем я могу вам помочь? Мы сами сейчас терпим бедствия и с превеликим трудом добываем пропитание для нашей армии, а дальше будет еще хуже. Мой вам совет: если у вас есть какие-нибудь близкие в России, особенно в южных провинциях, уезжайте из Москвы. Вернее, уходите, потому что лошадей в Москве вы не найдете, для этого нужно особое распоряжение из Кремля. Единственное, что я могу сделать, так это беспрепятственно вывести вас и ваших друзей за какую-нибудь городскую заставу – допустим, Калужскую. А там уж, на территории, контролируемой русскими, будете управляться сами. Но этот план, конечно, подходит вам только в том случае, если вы хотите оставаться в России. Если же нет…

Софья сразу поняла, что он имел в виду, и быстро ответила:

– Я хочу остаться в России. И мои друзья тоже.

Это было правдой. Даже Франсуа, еще недавно мечтавший посетить свою исконную родину, теперь не горел желанием ехать неизвестно как и неизвестно с кем, а хотел вернуться в ставшие для него привычными места, в мирный уют Старых Лип. Он не раз говорил и жене, и Софье, что поездку во Францию намерен отложить до лучших времен, а пока его вполне устраивает жизнь в тихой усадьбе. Супруги Лан надеялись, что Павел, став новым хозяином имения, их не прогонит; если же, паче чаяния, он погибнет или проиграет поместье, то у них и у Софьи теперь имеются червонцы, которых хватит на первое обзаведение.

– Вы твердо решили остаться? – уточнил Анри Бейль. – Не передумаете?

– Нет.

– Что ж, пожалуй, вы правы. – Он немного помолчал. – Во Францию лучше приехать, когда наступит мир, а пока оставайтесь в своей стране. И вот что я вам посоветую. Покинуть Москву вам лучше немного раньше, чем отсюда уйдет французская армия и вернутся ваши соотечественники, особенно власть имущие. Никто ведь не знает, как отнесутся российские чиновники к тем людям, которые оставались в Москве при французах. Вдруг обвинят в предательстве, посадят в тюрьму? Такие случаи бывали. Поэтому лучше уехать так, чтобы никто не знал о вашем пребывании в Москве и общении с французами. Вы меня поняли? Скажу вам по секрету, что французская армия здесь надолго не задержится, иначе наступит полное ее разложение. Я думаю, император уже начал понимать пагубность нашей задержки в Москве. Так что все решится в ближайшие дни…

– Значит, нам вы советуете уезжать немедленно? – насторожилась Софья.

– Не спешите, вам еще надо окрепнуть. Дней через пять я пришлю к вам своего человека по имени Гастон. Запомните: Гастон. Этот парень проведет вас через заставу, выдав за маркитантов, которые отстали от своего обоза. Возьмите с собой одежду русских крестьян. Когда окажетесь в лесу, переоденьтесь. Таков мой совет.

– Спасибо, месье Бейль, вы очень великодушны.

– Это потому, что вы мне нравитесь, Софи, и я уважаю чувства бедного Шарля. Будь он жив, он бы позаботился о вас… и, кто знает, может, уговорил бы поехать с ним во Францию. Хотя неизвестно, какой будет эта обратная дорога…

Софья промолчала, не желая ни в чем разубеждать месье Анри Бейля, который произвел на нее очень приятное впечатление. Они распрощались, напоследок сойдясь во мнении, что благородные люди из разных народов всегда найдут общий язык и почву для взаимного уважения.

Уже на следующий день Софья и супруги Лан принялись готовиться к отъезду, стараясь делать это незаметно от постояльцев, которые после известия о гибели Шарля становились все нахальнее. Теперь на ночь женщины запирались вдвоем в одной комнате, а Франсуа спал на диване у них под дверью, чтобы вскочить при появлении солдат.

Через три дня месье Лан решил сделать вылазку в город вместе со своими спутницами, чтобы проверить, какова обстановка и достаточно ли Софья окрепла для долгого хождения пешком. Чтобы не привлекать лишнего внимания, женщины закутались темными накидками по самую шею, а волосы спрятали под платки.

На Софью, давно не покидавшую пределов двора, город произвел удручающее впечатление. Та часть квартала, где они жили, уцелела, и девушка не знала, как плачевно выглядят другие улицы. Вернее, теперь это были даже не улицы, а длинные ряды труб и печей, посреди которых иногда встречались кирпичные дома без окон и кровель, окруженные кучами камней и глыб земли, обрушенных взрывами. Мостовую покрывали обломки мебели, осколки посуды и зеркал, изорванные картины, пустые бочки и мертвые лошади. Все это было так ужасно, отвратительно и печально, что Софья удержалась от слез и возмущенных криков лишь из-за нежелания еще больше огорчить своих друзей. Среди развалин бродили оборванные и перепачканные сажей французские солдаты, от которых месье Лан и его спутницы старались держаться подальше.