Письмо Софьи

Софье невольно почудилась в словах и интонациях Калерии некая преувеличенная экзальтация, как в модных чувствительных романах. Но восклицание панны Жеромской услышал еще один человек – раненый, стоявший к девушкам спиной. Он внезапно оглянулся с явным интересом и уважением во взгляде – и тут же застыл, встретившись глазами с Софьей. Застыла и она, ибо этот молодой офицер с перевязанной рукой и бледным лицом был не кто иной, как Юрий Горецкий. Пару секунд они молча и неподвижно смотрели друг на друга, а потом одновременно повернулись к Калерии, радостно вскричавшей:

– Вы!.. Боже, это вы, мой спаситель!.. Какое чудо, что я вас встретила!

Софья сразу же догадалась, о каком спасителе идет речь. В свою очередь Юрий, присмотревшись, узнал девушку, спасенную им от бандитов, и, переводя недоуменный взгляд с Калерии на Софью, пробормотал:

– Как странно видеть вас вместе…

– Нас?… – Калерия удивленно оглянулась на Софью. – А вы знакомы между собой?

– Знакомы, но не коротко, – поспешила ответить Софья. – Дядюшка господина Горецкого был соседом моей тетушки Домны.

Юрий, видимо, решив принять ее игру, кивнул:

– Да, весьма отдаленное знакомство, я даже не сразу узнал эту барышню… Софью Маврину, кажется? Зато вас… – он выразительно посмотрел на Калерию, – вас я узнал сразу, хотя и видел-то несколько мгновений, но бывают встречи, которые врезаются в память навсегда…

Возникла неловкая пауза, во время которой Софья посчитала уместным представить молодых людей друг другу.

– Знаете, – объявил Горецкий, обращаясь к Калерии, – меня так поразили сказанные вами здесь слова… о том, что вы готовы принять дорогого вам человека в любом состоянии, лишь бы был жив. Такая женская преданность, увы, не часто встречается.

Софье показалось, что своим высказыванием Юрий старается бросить камень в ее огород, но она промолчала.

– А я не понимаю женщин, которые не преданы тем, кого любят! – возбужденно воскликнула Калерия. – Любить ведь надо не только в счастье, но и в горе!

– Кто же тот счастливый человек, о котором вы говорите? – с уважением поинтересовался Горецкий.

– Мой кузен. – Калерия вздохнула. – Родство мешало нам обручиться, но оно не помешает мне любить его и заботиться о нем. Только бы он вернулся живым. Но, увы, в последнее время о нем нет никаких известий. Знаю только, что он храбро сражается. Изюмский гусарский полк, в котором он служит, первым ворвался в Берлин. А теперь ходят слухи о больших потерях в этом полку…

– Да, полк сильно пострадал под Лейпцигом, – подтвердил Юрий. – Я служил в артиллерийской батарее генерала Сухозанета, и нам приходилось поддерживать гусарскую дивизию при атаке. Может быть, я случайно знаю вашего кузена? Как его имя?

– Даниил Призванов, граф, командир гусарского эскадрона, – не без гордости сообщила Калерия.

При этом имени взгляды Юрия и Софьи словно сверкнули перекрестным огнем. После долгой, мучительной паузы Горецкий тяжело вздохнул:

– Как жаль, Калерия, что мне придется сообщить вам эту весть… Прошу вас, мужайтесь. Ваш кузен, граф Призванов, погиб.

Калерия ахнула, пошатнулась и лишилась чувств. Юрий подхватил ее, скривившись от боли в раненой руке; тотчас ему на помощь пришел стоявший неподалеку офицер, и они вместе отнесли Калерию на ближайшую скамейку.

Софья, хоть и была в душе потрясена трагическим известием, но внешне словно застыла, не выразив своих чувств ни словом, ни взглядом. «Когда-то я пожелала ему гибели на войне – и вот сбылось», – думала она с каким-то тупым отчаянием. Машинально проследовав к скамье, Софья поднесла к лицу Калерии флакончик с нюхательной солью. И вдруг услышала у себя над ухом тихий голос, произнесший с горькой и едкой интонацией:

– Вот эта девушка действительно способна любить, а вы даже слезинки не пролили за своим любовником. Поразительное равнодушие.

Софья подняла глаза на Юрия и хотела что-то возразить на его упрек, но не смогла. В этот момент Калерия очнулась и сдавленно прошептала:

– Где я, что со мной было?… Неужели это правда, что Даниил погиб?…

– Увы, это правда, – вздохнул Горецкий. – Мой полковой друг Терещенко может подтвердить, – он кивнул на стоявшего рядом офицера, который помог перенести Калерию.

– Да, это так, – склонил голову Терещенко. – Я видел героическую смерть графа Призванова собственными глазами. К сожалению, настоящие боевые гусары редко доживают до тридцати лет.

– Мне очень горько, сударыня, что именно я принес вам такую печальную весть, – нахмурился Горецкий.

– Но вы-то ни при чем, – пробормотала Калерия, вытирая слезы платочком. – Наоборот, я благодарна судьбе, что именно вы оказались рядом со мной в такую тяжелую минуту. Вы ведь тоже герой и тоже могли погибнуть в бою. Знаете… – она немного помолчала и вдруг порывисто схватила Юрия за руку, – знаете, мне и моим родным будет легче пережить утрату, если вы немного погостите в нашем доме или хотя бы будете приходить к нам… вы и ваши боевые друзья, – она кивнула на Терещенко.