Письмоносец

— У тебя марки с собой есть? — спрашивает Руск. — А то у меня София купила последние.

Каспар возится с замком сумки, он холодный и примерзает к пальцам.

— Давай такие, которые по десять крон; тут жадничать нельзя.

Он вытаскивает целый лист.

— Брось его им.

Теперь огни кругом обступили Каспара и Руска. Лиц нет, тел нет, лишь кое-где видна красная униформа.

— Пер-Апостол, Свенсен-Свистун, Почтарь-Поэт, Фриц-Маркин! — кричит Руск.

Огни заметались; Руск вырывает лист из рук у Каспара и бросает его почтальонам. Огни собираются в кучу возле листа.

— Помогите нам! — кричит Руск.

Огни на секунду замирают, затем круг раскрывается, разворачивается в длинный ряд и движется вперед. Руск и Каспар следуют за ними целый час, а потом огни гаснут. Потом они сползают с крутого склона и оказываются у калитки.

— Как это? — шепчет Каспар.

— Это все бывшие почтальоны. От стариков уже мало что осталось, только лохмотья униформ. Но я слыхал, что если их позвать, то они приходят.

Каспар обнимает Руска, а тот гладит его по голове и утешает. Потом он отпихивает от себя Каспара, садится в машину и заводит мотор. Затем выходит и разгребает снег, а Каспар отчищает стекла.

Лопата Руска натыкается на что-то, и он вскрикивает басом. За машиной лежит буроватый сверток одежды. Руск сметает с него снег и обнаруживает Лэрке. Обуви на ней нет, босые ноги засунуты в сумочку. Руск поднимает Лэрке, она совсем окоченела. Каспар открывает дверцу, а Руск запихивает ее внутрь.

— Ложись рядом и согревай ее! — кричит он и садится за руль.

Каспар лихорадочно вцепляется в Лэрке.

— Держись крепче! — орет Руск. — Заверни ее в свою форму.

Сквозь одежду Каспар чувствует тело Лэрке, Руск едет вниз с горы, при поворотах машину бросает из стороны в сторону, «дворники» работают в бешеном темпе. Тело у Лэрке маленькое и изящное, груди — круглее, чем он полагал. Она медленно оттаивает, губы раздвигаются.

Когда Каспар несет Лэрке в квартиру, она вскрикивает, — но Руск говорит, что это хороший признак. Она начинает отогреваться.

— Положи Лэрке в кровать и держи ее за руку, — командует он и идет на кухню разогревать молоко.

— И одежду с нее сними, — кричит он из кухни, — она же промокла до нитки.

Каспар смотрит на лицо Лэрке; глаза плотно закрыты. Потом он расстегивает платье, стягивает бретельки с плеч вниз и почти добирается до бюстгальтера. Кожа у Лэрке синяя, зубы стучат. Руск входит и ворчит:

— Ты слишком долго копаешься, дай лучше я! А ты иди и помешай молоко.

Руск вылил в кастрюлю содержимое целого пакета; слава богу, что ягненок так мало пьет.

— Разогрей воду для грелки, — говорит Руск.

Когда Каспар приносит грелку и молоко, Лэрке уже закутана в одеяло Руска. Руск полощет ее платье в ведре. Вода красная. Комната плывет перед глазами, Каспар много раз падает и едва не теряет сознание, когда по просьбе Руска выливает ведро в туалет. Потом он велит Каспару выйти из комнаты и закрыть за собой дверь.

Тогда Каспар просто идет к себе. Он садится на кровать, ягненок обнюхивает ему ноги и смотрит своими необычными глазами. Каспар немного поговорил с животным, — похоже, что тот слушает. Руск и Лэрке бормочут что-то по соседству.

Только сейчас Каспар чувствует, как он замерз и устал. Все тело дрожит, пальцы ног онемели, болят голова и ноги. Он заползает под одеяло, забывает принять витамины и засыпает прямо в кальсонах.

Во сне он стаскивает с Лэрке платье, заголяя груди и живот. Когда она остается в одних трусах, эдакой маленькой кружевной вещице, алой как униформа почтальона, она стонет и заползает к нему под одеяло.

На следующее утро Каспару приходится колотить в дверь Руска. Тот высовывается:

— Разнеси почту сам; Лэрке нельзя оставлять одну.

— Но без тебя мне не перейти через гору.

Руск пожимает плечами и говорит, что сегодня погода точно будет лучше. Каспар может взять его лыжи.

Каспар спускается в контору. Ханс и Анна-Грета уже стоят у входа и мерзнут, он впускает их внутрь.

— Куда вы запропастились? — говорят они.

— У Руска в гостях дама.

Вид у них глупый.

— А-а, — говорит Анна-Грета, — это флейтистка-то? Ей же не больше двадцати восьми лет, а Руску уже…

— Шестьдесят пять, — зло говорит Каспар. — Он мне в отцы годится.

— Никогда раньше такого не бывало, чтоб Руск не вышел на работу, — говорит Ханс.

И что такого молодые девушки находят в стариках, фыркает Каспар. Он включает радио. Синоптики предсказывают новый буран.

— Значит, у тебя будет время сходить с нами в ресторан, — говорит Анна-Грета.

— Нет уж, дудки, — отвечает Каспар, досортировывает письма и уходит к себе наверх.

Проходя мимо комнаты Руска, он затыкает уши и садится на табуретку; голова кружится. Мускулы дрожат, колени болят, он едва может подняться с места, когда ему нужно в туалет. В унитазе окровавленная бумага, на сиденьи красное пятно. Он стирает его кончиком бумажки.