Письмовник, или Страсть к каллиграфии

Так что есть над чем задуматься в «Голосе Барабы». Оно и в Н-ске суеверных людей предостаточно, но все не так на виду — город огромен, да и городское суеверие всегда не так откровенно, как районное, сельское, любит оно рядиться в словеса, манипулировать именами махатм, подводить болтологическую базу под «летающие тарелочки» (кстати, заметил, что они как-то меньше стали летать?), а идеологическую под сыроедение и голодание. Но при случае городское суеверие не преминет и по дереву постучать, и через левое плечо плюнуть, и, вернувшись с полдороги, чтобы взять забытый пропуск в научно-исследовательский институт, обязательно глянуть в зеркало — иначе пути не будет…

Можешь мне не верить, но меня лично знакомили с женщиной — офицером милиции в Н-ске, которая уверила себя и уверяла не без успеха других, что она обладает способностью ставить диагноз заболевания, прозревая почки и селезенки человека через одежду или даже по фотографии… И мой нервический товарищ под милым, но сверлящим взглядом этой шутницы уже на полном серьезе верещал: «Это в конце концов неэтично — копаться без разрешения в моих внутренностях!..»

Теперь К-ский сюжет. Приготовься, он длинен и, как я думаю, не столько подслушан и подсмотрен в жизни, сколько навеян давними стихами местного поэта Ильи Мозолина, который, в частности, писал о быках и коровах:

Мне жалко их,
Но мясо все же ем.
Так где же, черт возьми, принципиальность?!

Я не предлагаю эти стихи в качестве эпиграфа, поскольку они заужают мысль моего сюжета, однако — возьми их во внимание, они наивностью вопроса своего что-то тебе в сюжете прираскроют.

Итак:

Геодезисты работают вблизи таежного колхоза, что-то снимают на берегу реки под перспективное строительство.

Колхозный председатель просит их помочь деревне — сделать толковый план застройки села (или еще что-нибудь важное, нужное). Иных исполнителей ему долго еще не найти, а тут случай подвернулся. Как не попользоваться?

Геодезисты соглашаются и исполняют работу быстро и качественно, время у них есть, свое основное дело они уже закончили и все равно сидели и ждали вертолета.

Председатель принимает работу и мнется, поскольку денег в кассе у него мало, а поступлений пока ждать не приходится.

— Мужики, — говорит он геодезистам, — берите быка, он как раз то на то и потянет!

— Орел! Куда же мы с быком в вертолет? И с такой горой мяса — тоже?

— Зачем в вертолет? Вы вон Петруху оставьте, он быка в райцентр отгонит — тут напрямки, делов-то, двадцать верст с небольшим. Я и провожатого дам до перевала, а там зимовье есть — заночует, а утром и сдаст быка в райцентре…

— Двое вышли из леса…

— Ну, такое дело, мужики, Нет денег. Бык даже больше потянет…

— А нам чужого добра не надо.

Короче, порядились и порешили: оставили Петруху быка гнать в райцентр на мясокомбинат; остальных назавтра вертолет снял; Петруха с парнем деревенским пошли в тайгу с быком…

Конец лета. Тает снег в горах. Мелкие речки взбесились. Большие — вообще не пройти, не проехать.

Идут они, аккуратно быка гонят, чтобы он весу по пути не сбросил против положенного, а сами про то про се разговаривают.

И вот что тут важно, дружище: у них в разговоре получается, что Петруха и к тайге, и к деревне, и к быку лучше относится, чем исконный деревенский парень — провожатый его. Когда эта особенность окончательно выявляется, то они чуть было не поцапались, но как-то утихомирились перед лицом тайги и быка. Один подумал: мели-мели, Емеля… Завтра-послезавтра будешь на базе, через сутки в своем Красноярске. Вот и заливаешься соловьем о природе да деревне. Пожил бы тут годик-другой — иначе бы петь начал…

Другой подумал: это он меня заводит, скулит надо мной, насмехается, не любят в деревне, чтобы вот так про чувства мужик да еще не за бутылкой распространялся… А может быть, и серьезно не любит он свою деревню — мало ли что…

(В скобках замечу — тут есть свобода для выбора Петрухе в провожатые разных персонажей: может быть пацан, может быть молодуха. Правда, второе — это уже из области оперетты или мелодрамы. Но, сам понимаешь, выбор попутчика — это и выбор характера ге-роя.)

Сам бык в проходе до перевала никакой активной роли в повествовании не играет, общее ощущение — за перевалом Петруха его благополучно по справке из колхоза сдаст и все будет в порядке…

Так с раннего-раннего рассвета идут они и к четырем пополудни достигают перевала, откуда видится далекий внизу колхоз, за ним — великая река, где они снимали площадку, и многое другое видится, осиянное солнцем конца лета… А за перевалом, впереди таежные холмистые склоны, тьма наплывает и даже совсем не летним холодком навевает.

Там и лесистым горам и тайге — нет краю…

Они прощаются. Деревенский еще раз очень подробно обсказывает все ориентиры до зимовья, от зимовья до дороги, которая ведет в райцентр. Но подробнее всего он рассказывает, как найти в райцентре мясокомбинат, это он доскональнейшим образом и со знанием дела рассказывает…

Деревенский спускается в свет. Петруха идет с быком во тьму.