Читаем Письмовник, или Страсть к каллиграфии полностью

Покрасоваться в театре, это еще не значит что-то там испытать душою.

Те же органы, которые есть у человека для потребления вечной духовной пищи, у этих людей давно атрофировались, они подавлены страхом физической смерти.

Человек, не употребляющий, не усваивающий духовную пищу, духовно умирает с той же непременностью, как физически умирает человек, лишенный хлеба насущного.

Потому и говорится о гармоничной личности.

У мира человека нет выбора. Или быть добрым, или не быть вообще. Человек, который начал жить по законам зла, т. е. предавая, обманывая, — уже мертв, хотя окружающим долго еще может казаться, что он жив. Но постепенно дух его разложения — гниет душа — становится настолько сильным, что вокруг этого мертвеца остаются только такие же мертвецы, а все живое бежит от него, вернее уходит, как в конце концов уходят люди от любой могилы.

<p>Письмо двенадцатое</p></span><span>

Ну, жутковатый, страшненький ты мне прислал сюжетец, не к ночи будь он помянут!

Намекаешь на мой пожилой возраст? Побуждаешь меня задуматься о том, что я уже, на твой взгляд, стар?

Но — в сторону риторику и восклицания, перейдем к делу.

Начало — маленькая планетка в созвездии Стрельца попадает в непредвиденное космическое облако, тайные силы которого лишают всех жителей планетки способности к продолжению рода своего. Это напоминает фантастические ходы прошлого. Помнишь, нечто подобное произошло у Г. Уэллса? Кажется, и у А. Беляева было нечто такое же. Это была литература, предвещающая первую волну глобальных катастроф — мировые войны, фашизм, возникновение атомной бомбы, зло науки, поставившей себя над общечеловеческой моралью.

Однако новизна в твоем сюжете есть, насколько я могу судить, ведь знаю историю фантастики довольно слабо. Кажется, до такого ужаса никто еще не додумывался — написать целую планету, пусть небольшую и далекую, где перестали рождаться дети!

Ты предполагаешь не писать в сюжете определенную линию или семью, но показывать общее затухание: последний престарелый пилот в последнем усилии поднимает в воздух последний самолет с последнего аэропорта в последний полет над планетой, Последний альпинист поднимается на последнюю горку… Последние лыжники идут в последний поход по снегам севера… Последний автомобилист… Последний велосипедист… Последний… Последний…

Вот все, что ты выводишь из предложенной ситуации. Если писать для демонстрации своих беллетристических возможностей, то тут простор огромный. Только сперва надо все это написать, нагнать ужаса, а в последней фразе сказать: вот, мол, пролетало какое-то космическое облако — и люди на планетке были лишены возможности и способности к продолжению рода своего.

Но какая же мысль из всей этой истории высечется? Мир не может без молодых? А кто когда утверждал обратное? Написать боль поколения, которое уходит? Но ни одно поколение не уходило так и не уходило все сразу, поскольку поколения всегда складываются не только из ровесников, но и единомышленников разных возрастов…

Словом, определенной живой мысли я пока в сюжете этом не прощупываю. Только игра воображения.

А ты помнишь вот эти стихи Афанасия Фета:

НИКОГДА

Перейти на страницу:

Все книги серии Издано в Новосибирске

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза