Проснулся я. Да, крыша гроба. — РукиС усильем простираю и зовуНа помощь. Да, я помню эти мукиПредсмертные. — Да, это наяву! —И без усилий, словно паутину,Сотлевшую раздвинул домовинуИ встал. Как ярок этот зимний свет.Во входе склепа! Можно ль сомневаться? —Я вижу снег. На склепе двери нет.Пора домой. Вот дома изумятся!Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться,А как он весь успел перемениться!Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчитНедвижными ветвями в глубь эфира,Но ни следов, ни звуков. Все молчит,Как в царстве смерти сказочного мира.А вот и дом. В каком он разрушеньи!И руки опустились в изумленьи.Селенье спит под снежной пеленой,Тропинки нет во всей степи раздольной.Да, так и есть: над дальнею горойУзнал я церковь с ветхой колокольней.Как мерзлый путник в снеговой пыли,Она торчит в безоблачной дали.Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.Все понял я: земля давно остылаИ вымерла. Кому же берегуВ груди дыханье? Для кого могилаМеня вернула? И мое сознаньеС чем связано? И в чем его призванье?Куда идти, где некого обнять,Там, где в пространстве затерялось время?Вернись же, смерть, поторопись принятьПоследней жизни роковое бремя.А ты, застывший труп земли, лети,Неся мой труп по вечному пути!январь 1879Мы говорим о космизме восприятия мира, порою понимая под этим прямое перечисление в стихах ненаполненного терминологического ряда — пространство, вселенная, космос, ракета, орбита и пр. Но стоит вчитаться в такие стихи, становится очевидным, что по силе и качеству ощущений полет в космос в них ничем не отличается от поездки на автомобиле за город. Полет в космос вызывает у автора эмоции того же мизерного масштаба, хотя и выражены они «космическими» словами.
Афанасий Фет, которого часть критики продолжает числить по ведомству «тихой лирики», даже и в обыденных ситуациях выражает столь сильные чувства, что подлинный космизм восприятия проходит по всему его лирическому миру.
Я загораюсь и горю,Я прорываюсь и парюВ томленьях крайнего усильяИ верю сердцем, что растутИ тотчас в небо унесутМеня раскинутые крылья.29 августа 1885Чувство космоса, чувство человека в космосе и космоса в человеке Афанасий Фет выражал сильно, точно, заразительно.
Унылая наша инерция невнимания к собственным богатствам, отрицания нами собственных богатств, когда до сих пор плохих стихотворцев по дурной привычке ругают именем Фета, — все- это нас же самих и обедняет. Мы все еще по какой-то странной пугливости не хотим всей душой открыться нашему родному русскому слову, принять высокое богатство русской классики, которое почитаем зачастую только на словах, а не на деле.