Пистоль Довбуша

Негнибеда, еще не разобравшись, чем вызвана перемена настроения пана, помимо воли шагнул к столу. Как надоели ему эти постоянные налоги! Нет им конца-краю! Они камнем висят у него на шее. Неужели пан и вправду хочет выручить его? Нет! Того и гляди, какая-нибудь уловка. И в самом деле, Ягнус прикрыл ладонью деньги и, прищурившись, глазами нацелился на Негнибеду.

— Это я как бы временно покупаю твою землицу. Отдашь мне долг, земля твоя опять будет. — Он деланно зевнул.

Григорий побледнел, попятился. Ему хотелось немедленно бежать от жестокого пана. Ведь ни за что он не сможет в срок выплатить долги. И земля тогда навсегда останется Ягнусу.

— То нас хоть сейчас на кладбище. Пропадем без земли, пан биров!

— Ну, как хочешь. Я не неволю. Но знай: завтра у тебя лицетуют не только землю, но и корову. Закон блюсти надо!

Чувство безысходного горя охватило Негнибеду.

Встреча с богатырем

Поседели от снега вершины гор. Начали дуть холодные ветры. Над лесом плыли серые тучи, точно огромные льдины. Только изредка пригревало землю солнышко. Почти все уже листья попадали с деревьев. Отчетливо виднелись на склонах гор камни, выутюженные ветрами и грозами. Издали казалось: там пасется стадо каких-то причудливых животных.

С шумом бежали со склонов Карпат в Латорицу мутножелтые воды.

Однажды дубчане проснулись от внезапных выстрелов в горах. Эхо словно постучалось в окна, вызывая страх детей и тревогу взрослых. Многие уже не могли уснуть до утра.

Начинался рассвет. Чудилось, раскрылись горы и впустили в себя сырые угрюмые сумерки, чтоб к концу дня опять их выпустить на волю. Осеннее небо было холодное, словно подернутое тонким прозрачным льдом. Зато утро тихое, ясное. Только в ущельях еще прятался предрассветный туман, будто оторвавшийся от стада курчавый белый барашек. Жухлая трава была покрыта изморозью, точно посыпана сахарным песком.

Мишка подгонял коров, поеживаясь от холода: стыли босые потресканные ноги. Мальчик поминутно оглядывался назад: что-то не видно сегодня пастушков. Неужели заморозков испугались? Но за поворотом Мишка неожиданно увидел Маричку. Она, как аист, стояла на одной ноге, закутавшись в мохнатый самотканый платок, кисти которого доставали ей почти до пят. Лицо у нее грустное. Да как тут не печалиться? Вчера Ласка только кружку молока дала. Разве она сыта домой приходит! Совсем уже нет травы по обочинам дороги.

— А ты гони вместе со мной, — предложил Мишка. — Может, Ягнус и не наскочит.

Да что Маричке тот таракан усатый! Пусть он ее даже побьет, лишь бы Ласка не была голодной.

— А тут еще велели молоко отдавать. Для раненых хортиков. Последнее. А может, молоко и нам нужно! Терезке уже четыре года. А ходить не умеет. Сухота в ногах. Мама говорит: от голода, — грустно продолжала Маричка. — И где тот волшебный цветок схоронился? Может, отцвел уже? А нашли б мы его… может, все по-другому было б. А так, налоги требуют. Опять грозились Ласку увести…

И Маричка заплакала, уткнувшись головой в жесткую шерсть Ласки, которая стояла рядом со своей маленькой хозяйкой.

Мишке жаль стало девочку. Он чувствовал себя виноватым перед ней. Не струсь он тогда ночью, возможно, и не превратился бы волшебный цветок в гнилушку. А сколько потом еще Мишка и Юрко ходили в горы темной ночью! Но безуспешно.

— А ты не плачь! И вовсе тот цветок не отцвел. Он и зимой светится. А может, его партизаны нашли?.. Ты слыхала, как стреляли ночью?

Но Маричка, оказывается, крепко спала. Сказано, девчонка! А вот он, Мишка, сразу проснулся. Он долго прислушивался, как выстрелы то удалялись, то раздавались так близко, будто возле самой хаты. «Вот бы встать утром, а в селе — партизаны», — думал он. Но утром Мишка только вышел со двора — навстречу ему, сердито урча, как разъяренные псы, выскочили два мотоцикла с жандармами. За ними — крытая зеленая машина. И кого они опять увезли?

И лес и горы казались сегодня Мишке какими-то загадочными. Что здесь творилось ночью? Кто стрелял?

Дети медленно шли за стадом.

Солнечные лучи разбудили тени под пихтами и буками, вспугнули их. Изморозь превратили в росу, и она заблестела разноцветными точками.

Коровы разбрелись по лесу: они искали траву, еще зеленевшую кое-где островками.

— Хоть и солнце показалось, а все одно холодно, — пожаловалась Маричка. — Давай бегать. А то ноги аж ломит… — Она передернула спиною, подышала на руки.

— Ладно-о, — протянул Мишка, сожалея, что не встретил в это утро Юрка: с ним-то он как следует поговорил бы о таинственных выстрелах.

А Маричка уже побежала. Она так неслась, что деревья мелькали перед глазами. Ветки то и дело больно хлестали по лицу. Но зато ногам стало тепло, а по спине будто провел кто-то горячей ладонью.

Девочка оглянулась: а где же Мишка? Ну конечно, отстал. Еще ни один мальчишка не ухитрялся ее перегнать.

Вдруг, не добежав до густого орешника, она остановилась как вкопанная, рядом с ней и Мишка: в пяти шагах от них лежал человек.

Дети смотрели на него испуганными, широко раскрытыми глазами, боясь шевельнуться.