Пистоль и шпага

Пока денщик занимался пистолетами, я накинул перевязь со шпагой, пропустив ремень под погоном. Не люблю я эту железяку, но положено. Офицер, растудыть его в качель. На другую сторону поместил походную сумку на таком же плечевом ремне – с ними все ходят. Карманов в мундире не имеется – где бумажник носить? А еще карманный пистолетик, который уже доказал свою полезность. Смешно: собираюсь, как на войну. И где? В двухстах верстах от столицы?

Едва закончил вооружаться, как из дормеза появилась графиня. На ней был коричневый редингот с бархатным воротником и такого же цвета длинная юбка. На голове что-то вроде цилиндра с длинной кисеей на затылке. В руках она держала хлыст.

– Готовы, Платон Сергеевич? – спросила, окинув меня взглядом. – Вижу, что да. Даже при шпаге. Будет у меня отважный защитник, – не замедлила съязвить.

Это ты еще про пистолеты не знаешь…

– Почту за честь, – поклонился я. А что еще ответить?

Слуги помогли графине забраться в седло, я вскочил сам. Лошадка подо мной заволновалась и стала перебирать ногами.

– Успокойся! – я похлопал ее по шее.

– Голубка своенравна, – отреагировала на это графиня. – Недолюбливает мужчин. Обычно на ней езжу я, но в этот раз выбрала Ласточку, – рукой в перчатке он погладила шею своей кобылки. – Ну что, Платон Сергеевич, вперед?

Она сорвалась с места и порысила к дороге. Я дал Голубке шенкеля, и та устремилась следом. К моему удивлению, ехать на ней оказалось очень комфортно. Не сразу, но я сообразил, что кобылка – иноходец. Дорогая лошадь! Хотя для графини такого понятия, как «дорого», не существует.

Мы миновали поляну и порысили по дороге. Ласточка шла впереди такой же иноходью. Я догнал графиню – неохота глотать пыль из-под копыт. Хотя вчера прошел дождь, и ее слегка прибило, но не настолько, чтобы держаться позади комфортно.

– Как вам Голубка? – спросила графиня, когда я поравнялся.

– Чудная кобылка, – похвалил я. – Удивительно мягкий ход.

– Две тысячи рублей отдала, – похвасталась графиня, – как и за Ласточку. Ни разу не пожалела.

Ну, да, это для меня с Семеном четыре тысячи рублей – состояние. Для Орловой – карманные деньги.

– Давайте на перегонки! – предложила графиня. – Вон до того поворота, – она указала рукой. – Там дерево приметное.

Я присмотрелся – где-то километр, даже больше.

– Поскакали!

Графиня огрела Ласточку хлыстом, и та, заржав, устремилась вперед. Я дал шенкеля и поскакал следом. Графиня сразу вырвалась вперед, с каждой секундой я отставал от нее все больше. Пыль, поднятая копытами Ласточки, лезла в нос, застилала глаза, и я видел, что расстояние между нами растет. Ну, и фиг с ним! Меня за поворотом приз ждет, что ли? Я даже слегка притормозил кобылку – не хочу, чтобы пыль летела в лицо. Спустя пару минут Ласточка с графиней скрылись за поворотом, и я слегка прибавил, чтобы изобразить торопливость – не то барыня будет сердиться. Ха-ха.

Голубка неуклюже вошла в поворот, я выскочил на продолжение дороги и увидел то, что мне не понравилось. Дорогу Ласточке преградили трое солдат с ружьями и штыками. Они держали их, уперев приклады в плечи, и целились в графиню. Это что за хрень?

Я подскакал ближе и встал рядом Орловой. Так… На солдатах – мундиры ополченцев: длинные серые сюртуки и такие же шаровары, заправленные в сапоги. Длинные бороды, на головах папахи с крестом и гербом.

– Что тут происходит? – рявкнул я. – Как смеете заступать дорогу благородной даме?

– Охолони, благородие! – сказал один из ополченцев, обладатель рыжей бороды, и прицелился в меня. – Не то пальну – и конец тебе! Ружье у меня заряжено.

В доказательство он взвел курок. Тот щелкнул, встав на боевой взвод. Плохо дело. Ополченец не егерь, но с пары шагов не промахнется. Я оглянулся. Позади на дороге выросли еще трое солдат – и тоже с ружьями. Дула и штыки смотрели на нас. Попали! Наверняка дезертиры. Приходилось читать о них в своем времени. Не все крестьяне рвались воевать с французами – их-то отдавали в армию силой. Многие бежали и сбивались в разбойничьи шайки. Вот на одну из них, судя по всему, мы и нарвались. На наш поезд они побоялись бы напасть – экипажей много, как и людей. Запросто можно словить нехилый отпор. А тут беззащитная дамочка на лошади и какой-то подпоручик со шпажонкой…

– Перед вами графиня Орлова-Чесменская, – решил я попробовать запугать. – Фрейлина ее императорского величества государыни Елизаветы Алексеевны. Ежели причините ей вред, повисните на суку, – я указал на дуб, росший у дороги.

– Вон оно как! – делано испугался рыжебородый – похоже, что главарь шайки, и ухмыльнулся, показав гнилые зубы. – Хорошо, что упредил, ваше благородие. Будем знать.

«Блин! – понял я. – Только что я подписал нам приговор. Живыми не отпустят». Я глянул на графиню. Она, похоже, тоже сообразила. Лицо бледное, закушенная губа.

– Что вам нужно? – спросил я, подпустив в голос страха.

– Все, что на вас есть, – вновь ухмыльнулся рыжебородый. – Деньги, золотишко, одежа. Ты, благородие, только за шпажонку не хватайся. Вытащить не успеешь, как пристрелим. А вот отдадите добро – не тронем.

Так я и поверил.