Не придав значения этим странным словам, я вышел в коридор и, закрыв за собой дверь, пошел за служанкой. Комната графини оказалась в конце коридора — ну, так самая покойная. Чем дальше от лестницы, тем меньше топают мимо дверей слуги и постояльцы. Катя отворила дверь и впустила меня внутрь. В комнате стоял полумрак: в подсвечнике на столе горела единственная свеча. Я встал за порогом, ожидая, что Катя войдет следом и добавит света, но она почему-то осталась в коридоре, более того, прикрыла за мной дверь. Странно.
— Подойдите, Платон Сергеевич! — донеслось от кровати.
Я подчинился. Графиня обнаружилась на постели, прикрытая одеялом до подбородка. Глаза мои адаптировались к полумраку, и я разглядел голову в кружевном чепце и бледный овал лица.
— Что с вами? — спросил я, наклонившись.
— Сердце, — прошептала она. — Так щемит!
— Дайте вашу руку! — сказал я. — Проверим пульс.
Белая ручка выскользнула из-под одеяла. Я взял ее и прижал пальцами лучезапястную артерию. Хм! Сердце графини билось учащенно, но без сбоев. Пульс хорошего наполнения.
— Где болит? — спросил.
— Здесь!
Графиня утащила мою руку под одеяло. Внезапно я ощутил в ладони маленькую грудь с затвердевшим соском. Блин, да она голая! Это с чего? Здесь принято спать в рубахах, в том числе мужчинам.
— Чувствуете? — спросила она горячим шепотом. — Я вся горю. Лечите меня! Немедля!
Попал! А чего удивляться? Следовало ожидать после горячего поцелуя на дороге. Там я принял его за нервную реакцию испуганной женщины, оказалось, ошибся. Ну, и что делать? Изобразить недоумение, прикинуться шлангом и уйти? Мне это аукнется: женщины такого не прощают. Учитывая связи Орловой при дворе, быть тебе Платон бедным и ощипанным. Да и зачем уходить? Если ей охота, то и мне тоже, о чем уже сигнализировал оттопырившийся ниже живота орган.
Я откинул одеяло, захватил губами упругий сосок и приласкал его язычком. Графиня чуть слышно простонала. Рука моя скользнула по гладкому животу, спустилась ниже и среди густой поросли (нет, не бреют здесь лобки!) нашла влажную щель. Там палец отыскал нужный орган и погладил его. Графиня застонала громче.
— Так! — прошептала горячо. — Еще!
Я исполнил просьбу. Стоны усилились. Опасаясь, что нас услышат, я оставил ее грудь в покое и приник к губам. Мне ответили — горячо, но не слишком умело. Я пустил в дело язык. Графиня замычала, ее тело стало сотрясать судорога. Внезапно оно выгнулось и застыло. Уже? Я убрал руку и выпрямился.
— Не уходи! — прошептала она. — Останься со мной.
Так и не собирался. Скинув халат, я отбросил одеяло, прикрывавшее графиню, развернул ее на живот. Затем стащил наполовину с постели и раздвинул ноги.
— Что ты делаешь? — сердито прошептала она.
— Лечу! — ответил я таким же шепотом и, взяв ее за бедра, надвинул на себя.
— Хорошо! — прошептала она после того, как наши тела слились. — Продолжай! Мне нравится.
А уж мне-то как!..
Это было наваждением. После того, как Платон на ее глазах застрелил разбойников, а после помог ей привести себя в порядок, Анна внезапно ощутила вожделение. Ей захотелось, чтобы этот сильный и бесстрашный мужчина взял ее, причем, сделал это немедленно и грубо. Она позвала его, и Платон подошел. Анна обняла его и поцеловала губы. От него пахло порохом и лошадиным потом. Этот сугубо мужской запах кружил голову и вызывал томление. Наверное, все случилось бы по ее желанию, но тут подлетели экипажи спутников. Анна забралась в дормез, Платон присоединился к Виллие (тот пожелал говорить со спутником), это дало ей возможность разобраться в чувствах. Как ни уговаривала она себя, как ни убеждала, наваждение не проходило. Более того, окрепло и усилилось. Не стерпев, Анна рассказала о нем Кате. К ее удивлению, служанка отреагировала неожиданно:
— Вот и славно, ваше сиятельство! Давно следовало. Не то будто постриг приняли. Понимаю, что любили Николая Михайловича, но его уже год как нету. Что ж себя хоронить? Замуж вы не собираетесь, так хоть потешьтесь. Платон Сергеевич — мужчина хоть куда! Отважный и собой хорош. Поет, рассказывает, стихи читает. И лекарь добрый. В женихи не годится, но в любовники — отчего ж? Болтать лишнего не будет — не из таких. К тому же дворянин. Пусть бастард, но сын князя, не какой-то там лакей.