Пистоль и шпага

— Ничего страшного — жив и здоров, — хмыкнула графиня. — Но поговорить нужно. Третьего дня я получила из Петербурга письмо от своей старой приятельницы графини Татищевой.

— Супруги Николая Алексеевича? — уточнила Груша.

— Его, — подтвердила графиня. — Пишет мне о столичных новостях, вспоминает знакомых, в частности, тех, кто потерял родных под Бородино. Большой список вышел, — она вздохнула. — Но вместе с тем рассказала о герое этого сражения, объявившегося в Петербурге живым и здоровым, и представленного в свете. Это некий подпоручик Руцкий, — она глянула на дочь.

Груша подалась вперед, внимая.

— Татищева пишет, что он прибыл в столицу по именному повелению, правда, для чего, никто толком не знает. Заметили, что он вместе с лейб-хирургом Виллие регулярно посещает Зимний дворец, где, вроде, встречается с государем. В Петербурге ходят разные слухи, но, поскольку Руцкого сопровождает Виллие, многие сочли, что речь о какой-то хвори, от которой поручик пользует Александра Павловича. Что, как я полагаю, близко к истине.

— И я так думаю, — подтвердила Груша.

— Это не все, — вновь вздохнула графиня. — Приятельница пишет, что над Руцким взяла опеку графиня Орлова-Чесменская. Поселила его в своем доме, вывела в свет и всячески протежирует. Многие в Петербурге уверены, что она с Руцким любовники.

— Боже! — прошептала Груша дрогнувшим голосом и опустила голову.

— Не спеши плакать! — поспешила графиня. — Это всего лишь слухи.

— Не буду, — заверила дочь, но выступившие слезы и дрожь голоса, подсказали старшей Хрениной, что она не ошиблась. — У меня нет претензий к Платону Сергеевичу. Он мне ничего не обещал и волен выбрать другую женщину. Тем более, такую, как графиня Орлова. Кто я рядом с ней?

— Вот и я подумала, — кивнула графиня. — Богатейшая невеста России, фрейлина государыни. Где нам равняться? Не знала, как тебе это сказать. Но сегодня нежданно-негаданно получила письмо от самого Платона Сергеевича. Хочешь узнать, что он пишет?

— Да, — ответила Груша, глубоко вздохнув.

— Тогда слушай.

Левой рукой графиня взяла со стола лист бумаги, правой поднесла к глазам лорнет.

— Ну, и почерк у него! — сказал, покачав головой. — Будто курица лапой скребла. Еле разобрала. И ошибок полно. Ладно, — вздохнув в очередной раз, она стала читать: «Ваше сиятельство, многоуважаемая мной Наталья Гавриловна. Желаю вам здравствовать на многие лета! Простите меня покорно, что так долго не давал о себе знать. Сначала были походы и сражения, затем дела позвали меня в Петербург. Хоть и нет мне прощения, но надеюсь, что вы не будете строги к человеку, для которого так много сделали. Я этого не забыл, и буду благодарен вам до скончания века. Спешу сообщить, что жив и здоров. Дела мои в Петербурге завершились благополучно. Мне удалось оказать услуги важным лицам, вследствие чего я теперь не подпоручик, а полный капитан…»

— Сообразила, кому он услуги оказал? — графиня посмотрела на дочь.

— Государю? — подалась та вперед.

— Кто ж еще у нас жалует чины? — хмыкнула Хренина. — Ну, Платон, ну, шельмец! Это ж как можно сразу через два чина прыгнуть? Ладно, слушай дальше: «Помимо чина получил я денежную награду: пятнадцать тысяч рублей в векселях». Вот они! — графиня положила письмо и продемонстрировала дочери два листа плотной бумаги. — Тот, что на десять тысяч, выдан канцелярией императора, второй — государыни. Он и ей какую-то услугу оказал. Не знаю даже подумать, какую, — покрутила она головой. — Вот что он пишет далее: «Поскольку отправляюсь в действующую армию, то решил, что брать с собой эти бумаги рискованно и решил поручить их вам на сохранение. Ближе людей у меня в России нет. Ежели случится так, что сложу голову на поле сражения, пусть эти деньги пойдут в приданое Аграфене Юрьевне. Она вольна истратить их, как пожелает. Остаюсь искренне ваш Платон Руцкий».

Графиня положила письмо на стол.

— Зачем он так? — всхлипнула Груша. — Не нужны мне его деньги!

— Ты, что ничего не поняла? — развела руками Хренина. — Он тебя своей душеприказчицей назначил. А кому такое поручают? Самому близкому человеку. Заметь, тебе, а не Орловой!

— Лучше бы написал! — вздохнула Груша.

— Вот! — графиня взяла со стола сложенный и запечатанный сургучной печатью листок. — Внутри пакета был. Написано: «Графине Хрениной Аграфене Юрьевне лично в руки». Держи! — она протянула письмо дочери.

Груша, вскочив, едва не вырвала его из рук матери. Сломав печать, развернула лист и впилась взглядом в текст. Некоторое время стояла так, не отрываясь от послания, затем опустила руку с письмом и улыбнулась.

— Что там? — с любопытством спросила Хренина.

— Стихи, — сказала Груша. — Только стихи.

— Я думала: объяснение в любви, — хмыкнула мать.

— Можно сказать и так.

— Дай! — графиня протянула руку.

— Лучше сама прочту, — не согласилась дочь и, поднеся письмо к глазам, стала читать звучным голосом:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,