Пистолет

Тот, в кого он попал, да ведь с такого расстояния и слепой попадет, тот, кого он убил, выпустил Тонкую из душащего захвата и грузно, слепо осел на подмороженные лужи, на тротуар. Тонкая ловила сырой воздух ртом. Колени ее подогнулись, и она тоже упала на асфальт – на колени. Повалилась на бок. Она протянула, потянула по наледи руку, пачкая ладонь в ледяной грязи, и схватила Бесов пистолет.

Оськин пистолет.

Оськин…

– Ося…

Дуло пистолета слепо, невидяще водило по растерянным рылам. По грязно-небритым и гладко выбритым рожам. По молодым, не старым ведь, еще молодым! свежим! зверино-жадным! бледным и румяным! – харям.

«Это все лица, лица, лица, Настька, это все лица, лица, лица… Они – живые… Это все человеки… И ты – не выстрелишь… Нет… Не-е-е-ет!.. Никогда…»

Курок прожигал палец. Тонкая перевела стеклянные от ужаса глаза на Беса.

Он лежал на асфальте ничком. Он растопырил руки, обнимая чужую землю. Он целовался с землей. Он целовался с землей Питера, как с ней.

Прощался?!

Тонкая целилась в рыла, в морды, в ряшки. В хари.

Нет. В лица, в живые лица людей целилась она.

И в нее тоже – целились.

И одна из харь, одна из небритых рях, из зверьих морд выдавила, как краску из тюбика, тупо, глухо, жадно рыча:

– Ну что, ухлопаем ее?

Ледяной пот потек по спине Тонкой. Она чувствовала всем телом угольный жар, исходящий от лежащего ничком на тротуаре Беса.

Тело. Тело Беса. Оськино худое, угластое тело. Оська, родной, ты только не уходи! Ты подожди. Я сейчас. Я сейчас…

Лежащий на тротуаре, Бес был похож, в черной «косухе», на черную кочергу – так нелепо заломились его руки, так железно согнулась спина.

Дуло медленно ощупало одно рыло. Затем – другое. Третье.

Тонкая рука, держащая пистолет, наливалась чугуном, а пистолет внезапно стал невесомым, ненастоящим. Будто прозрачным. Призрачным.

«Жар. Я чувствую жар. Значит, ты теплый. Ты живой. Ты…»

Лица, лица, лица. Запоминай их. Ты напишешь их портреты.

Ты напишешь портреты их всех, потому что ты их всех – запомнила.

Ты, потом, если тебя не убьют, напишешь портрет своего времени – в полный рост.

«Меня тоже сейчас убьют. Бес! А как же наш ребенок! Я же не рожу тебе! Я не рожу тебе! Ребеночка… сыночка… Дура я, зачем аборт сделала…»

– Не стреляй, девочка, – нежно, будто пел колыбельную, вымолвила другая харя. – Не стреляй. Мы ошиблись. Вы не те. Вы другие. Нам неправду сказали. Нам… Тише… тише… не стреляй… не стреляй!.. не-стре-ляй… не-стре…

Интермедия. друг Беса, Архип Архип и Еремей

1

Это было так недавно. Ему сейчас казалось – это было целый век тому назад.

Мощные лесистые крутосклоны отражаются, как в темно-зеленом зеркале, в бурливом Енисее. Порогов и перекатов на реке стало меньше – плотины подперли воду, она успокоилась там, где должна бежать и играть, как встарь. Михаил Росляков пригласил его порыбачить в Бахте летом – ну он и поехал на Енисей, давненько он тут не бывал. Все столица, столица. А Сибирь уже где-то побоку лежит. Как копченая семга: закоптил, полюбовался, положил в мешок – и забыл, а клялся, что осенью с пивком сгрызет.

Рыбалка по осени, рыбалка… На Енисее – самая рыбалка. Никакое вонючее Подмосковье с Енисеем не сравнится. Фюрер дал ему денег – он заслужил, заработал. Такую вербовку провел среди молодых ребят – любо-дорого. Целые города, городки под Москвой, под Нижним, под Ярославлем поправели. Правых на выборы выдвигают. Целые районы пацанов головы бреют, в скинхеды подаются. “Скины – это наша юная гвардия, – так Фюрер ему и сказал. – Обрати внимание на скинов! На них пока вроде бы никто внимания и не обращает! А жаль! Скинхеды – это завтрашние мы. А мы завтра будем гораздо жесточе и жестче нас, сегодняшних”.

Он хорошо поработал и заслужил отдых. Билеты на самолет, правда, вздорожали. Ну да и на поезда тоже. За инфляцией не угонишься. “Это черные гаденыши нам делают инфляцию, все они. Скинем их – заживем. Будем править – все будет правильно, понял?!” Куда ни шли триста баков, пожал плечами Фюрер, на-ка тебе все пятьсот, гульни. Только с черными девками там, в Сибири, не спи, понял?! Никаких чтобы китаянок, монголок! Только с русскими матрешками! У нации должно быть здоровое и чистое продолжение, понял?! “Не бойся, презервативы в любом киоске, шеф”, – буркнул Архип, заталкивая доллары в нагрудный карман “бомбера”.