Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

– У меня память нового типа, – сказал я. – Имплантирована в голову. Вам не надо говорить вслух. Вы просто думаете, и она отвечает тихим голосом в голове.

– О! – сказала она и с минуту обдумывала это. – Звучит очень разумно.

– Это очень удобно. И вы мне очень помогаете, заполняя пробелы там и здесь. Видите ли, я ведь уезжал, вот я и узнаю кое-что.

– Вы с Челестой, – радостно произнесла она. – Вы уезжали.

– Совершенно верно. А теперь расскажите мне про доктора Тестафера. Вы его помните?

– Доктор Тестафер, – сказала она в микрофон.

– Старый доктор Тестафер, – ответила память. Это звучало как начало детской сказки. – Он живет на холме. Он был партнером доктора Стенханта, но ушел на пенсию. Джин и тоник со льдом.

– Он ведь ваш партнер, – сообщила она мне. – Странно, что вы с ним не общаетесь.

– Я обязательно навещу его, – пообещал я. – Скажите, он все еще живет по старому адресу?

– Довольно! – послышался голос у меня за спиной. В прихожей стоял Барри Фонеблюм.

– Барри! – Голос Пэнси в первый раз зазвучал теплее и естественнее. Ты должен помнить доктора Стенханта. Доктор Стенхант, это мой сын Барри.

– Мы знакомы, – саркастически заметил Барри.

Он был одет без особых изысков: в симпатичную блузку, полосатые брюки. Парик на сей раз отсутствовал. Он не сделался выше, но его лицо стало лицом тинэйджера, а высокий лоб – на шесть лет морщинистее. Из-под кожи на висках выпирали червяками вены.

– Ступай наверх, Пэнси, – твердо произнес он. – Нам с доктором Стенхантом нужно поговорить.

Он обращался к ней, но не сводил взгляда с меня. Это напомнило мне, как Челеста отсылала наверх котенка. Вечно мне мешают говорить с людьми, не умеющими сопротивляться моим расспросам.

– О! – повторила Пэнси.

Она взяла со стола память и убрала ее в карман юбки. Она не стала брать бритву и соломинка, впрочем, я не сомневался, что наверху у нее еще один комплект. Теперь ей было что забывать.

– О’кей, доктор. До свидания, доктор. Передайте привет Челесте.

Я пообещал, что передам.

Она ушла наверх, оставив нас с Барри вдвоем. Он ловко запрыгнул в кресло напротив меня. Наверное, он уже приобрел значительный опыт существования с ростом три фута в мире шестифутовых людей. Он сунул руку в карман, и я подумал, что он достанет память. Вместо этого он достал пистолет. Пистолет проиграл несколько тактов скрипичной пьесы, напоминавшей музыкальный фон для сцены с пистолетом в старой радиопостановке.

– Меткалф, – произнес он. – Кенгуру говорил, что ты выходишь. Я ему не поверил.

– Быстро же ты вошел в семью, – заметил я. – Вот вам и эволюционная терапия.

– Пошел ты, – заявил он. – Тебе не понять моих мотивов.

“Пошел ты”, похоже, сделалось его девизом, во всяком случае, это звучало именно так.

– Попробуй заставь.

Он только фыркнул. Телефон стоял на столе между нами; он наклонился вперед и снял трубку, не сводя ствола с моего сердца. Каков бы ни был номер, его маленькие пальчики помнили его наизусть. Он прижал трубку к уху плечом и стал ждать ответа.

– Это Барри, – произнес он после двух гудков. – Дайте мне кенгуру.

Его заставили прождать минуту или около того, и все это время я строил ему рожи, но он не смеялся.

– Вот черт, – сказал он, дождавшись ответа. – Ладно, передайте ему, что я держу Меткалфа на мушке. Он поймет.

Они поговорили еще немного, потом он положил трубку и кисло посмотрел на меня, наморщив лоб.

– Ты, похоже, страсть как любишь, когда тебя наказывают, – заметил он. – Просто жадюга какой-то.

– Не жадюга. Скорее, гурман, – возразил я. – Если мне не нравится, я возвращаю. С процентами.

Он не улыбнулся.

– Что Пэнси тебе рассказала?

– Ничего, что бы я не узнал от кирпичной стены. Мы пытались поиграть в вопросы-ответы, но она вряд ли помнит даже как ее зовут.

Барри это пришлось не по вкусу. Мне кажется, он питал к Пэнси некоторое чувство собственника. Он выпятил челюсть, и его лицо покраснело там, где кожа не побелела от напряжения.

– Пошел ты, Меткалф, – голос его ломался. – Я могу продырявить тебя прямо сейчас, только убирать лень будет. С такого расстояния не промахнешься.

– Пошел ты, Фонеблюм! Нажми на курок, и тебе нос расквасит отдачей.

Он отодвинул пистолет подальше от своего лица.

– Не называй меня Фонеблюмом!

– Возможно, ты не даришь ему галстуки на День отца. И возможно, он не водит тебя на игры Высшей лиги. Это ничего не меняет.

– Я же забыл твой интерес к генеалогии, – произнес он, оправившись немного. Но внутри него имел место конфликт – конфликт между манерами крутого парня и башкунчиковым поведением. – Это отражает трогательную способность не видеть ничего, кроме искусственных связей.

– Я понял. Ты прав, я действительно не вижу ничего, кроме связи между лапами кенгуру и привязанными к твоим рукам-ногам нитками. – Разговаривая, я опустил ноги на ковер и задвинул колени под край большого журнального столика из стекла. – Я ждал от тебя большего, Барри. Ты был засранцем, но не без задатков.

– Ты делаешь неверные выводы. Я принимаю помощь кенгуру, чтобы помогать матери, вот и все.

– Твоя мать мертва, – возразил я. – Я все ботинки испачкал ее кровью.