Питер - Москва. Схватка за Россию

Однако сегодня на первый план наконец выдвигается другой тезис: в конституционной модернизации абсолютизма в начале XX столетия была заинтересована прежде всего сама власть. Если отрешиться от партийно-политической предвзятости и объективно рассмотреть действия правительства Николая II, такой вывод придет сам собой. Рубеж веков ознаменовался утверждением нового стратегического курса правительства на масштабное привлечение иностранных вложений в российскую экономику. За этим стояло вполне осознанное стремление приобщиться к рынку международного капитала, что сулило очевидные преимущества. Именно с этой целью и была проведена денежная реформа 1897 года, привязавшая рубль к золоту; конвертируемость российской валюты обеспечивала более свободную циркуляцию финансовых потоков. Но, хотя инвестиционная привлекательность России заметно повышалась, для желаемой интеграции этого было недостаточно. Требовались определенные шаги не только в хозяйственной, но и в политической сфере. Либерально-экономическая инициатива плохо совмещалась с самодержавной формой правления, которая в глазах западных партнеров выглядела откровенным рудиментом. Неограниченные монархии в то время уже не могли полноценно присутствовать на международном рынке капиталов. В начале XX века в Европе повсюду действовали представительные выборные органы власти (пожалуй, лишь Османская империя – синоним отсталости – обходилась без подобных институтов). Оказавшись в новой экономической реальности, Николай II не мог пренебречь потребностями политической модернизации: стремиться в мировой финансовый рынок и пытаться при этом консервировать абсолютистский режим – действия взаимоисключающие. Еще учитель Николая, либеральный профессор Н.X. Бунге (министр финансов в 1882-1886 годах), ратовавший за введение золотого рубля, вне всякого сомнения объяснил будущему императору очевидность таких вещей[210]. Другое дело, что далеко не все в правящей верхушке осознавали необходимость адаптации к новым экономическим условиям. В своих мемуарах С.Ю. Витте подчеркивал наивность распространенного в России мнения, будто «иностранным держателям наших фондов и банкирам все равно, какой у нас будет образ правления». Он указывал на тесную связь между доступом к иностранному кредиту и политическим строем государства, институты которого должны гарантировать предсказуемость и прозрачность политики[211].

Однако если необходимость экономической модернизации российская власть обосновывала вполне либеральной аргументацией, то к изменениям в государственном устройстве подход был абсолютно иным. По убеждению Николая II, русские люди – приверженцы монархических воззрений и неспособны к осуществлению конституционного творчества по европейским образцам. После совещания губернских предводителей дворянства в 1897 году государь, беседуя с князем П.Н. Трубецким, уверял его в своей готовности поделиться властью с народом, однако назвал причину, препятствующую осуществлению данного шага. Он считал, что крестьянское население страны воспримет ограничение царских прерогатив как насилие интеллигенции над самодержцем; а в этом случае народ просто-напросто сотрет с лица земли высшие слои общества[212]. Ту же мысль император повторял и позже. Князь С.Д. Урусов, оставивший воспоминания об одной из аудиенций у Николая II, записал его слова, чрезвычайно важные для характеристики позиции государя:

«Да, при теперешних обстоятельствах надо всем соединиться и думать о России. Вот, например, – монархия! Вам она не нужна; мне она не нужна; но пока она нужна народу, мы обязаны ее поддерживать»[213].