Питер Пэн должен умереть

Ангелидис уставился на него, явно удивленный этим вопросом, но лишь пожал плечами.

Уже собираясь уходить, Гурни задал последний вопрос.

– А что он пел?

Ангелидис посмотрел на него с недоумением.

– Паникос, когда убивал.

– А, да. Да какую-то детскую песенку. Как вы их там зовете?..

– Не знаете, какую именно?

– Да откуда бы? Розочки, цветочки, что-то этакое.

– Он пел детскую песенку про цветочки? Расхаживая по городу и всаживая жертвам пули в голову?

– Усекли наконец. Улыбаясь, как ангел, и распевая детскую песенку тонким девчачьим голоском. Кто это слышал – в жизни не забудет. – Ангелидис помолчал. – Вы вот что про него должны знать, это самое важное. В нем два разных человека уживаются. Один – весь из себя расчетливый, собранный и хладнокровный. А второй – отчаянный псих.

Глава 42 Пропавшая голова

Гурни остановился на первой же бензоколонке по дороге из Лонг-Фоллса в Уолнат-Кроссинг: заправиться, выпить кофе (к чашечке в «Одиссее» он почти не притронулся) и послать очередное электронное письмо Йоне Спалтеру. Письмом он решил заняться в первую очередь.

Сверившись с тоном и выбором слов прошлого своего послания, новое он нарочно сделал более нервным, беспокойным, смутным, тревожным – скорее, похожим на торопливое текстовое сообщение, чем на электронное письмо: «Нарастающий поток новых данных, коррупция очевидна. Отмена приговора и агрессивное новое расследование неизбежны. Ключевой вопрос – внутрисемейные конфликты? Возможно ли, что все очень просто: ПРОСЛЕДИ ЗА ДЕНЬГАМИ? Как финансовые трудности Киберцеркви могут отразиться на расследовании? Необходима срочная встреча для обсуждения новых фактов».

Он перечитал свое послание дважды. Уж если эти неясность и тревожность не заставят Йону ответить, то непонятно, что вообще может расшевелить его. Затем Гурни отправился в обветшалый магазинчик за кофе и бейглом. Бейгл оказался черствым и затхлым, зато кофе, на удивление ароматный, на миг подарил ему ощущение гармонии с миром.

Гурни собирался уже подъехать заправиться, но тут понял, что еще не сообщил Хардвику о встрече с Клемпером в «Риверсайд-молле» и о последующем появлении в почтовом ящике видео с камеры наблюдения в Лонг-Фоллсе, так что решил сперва заняться этим.

Включился автоответчик, и Гурни оставил сообщение: «Джек, я тебе еще не рассказывал, как с Клемпером-то дела. Мы с ним слегка обсудили разные варианты дальнейшего развития событий, одни из которых лично для него не так болезненны, как другие, – и пропавшее видео волшебным образом появилось у меня в почтовом ящике. Паршивец пытается подстелить соломки, чтоб мягче падать было, так что нам бы поговорить на этот счет. Да и видео ты посмотреть захочешь. Очевидных неувязок с рассказами свидетелей нет, но взглянуть стоит, уж это точно. Заезжай ко мне, как только сможешь».

Это, в свою очередь, напомнило ему еще об одном срочном деле, до которого руки никак не доходили: необходимо просмотреть видео с остальных трех камер – особенно подписанных «Запад» и «Восток», ведь они должны были отследить тех, кто подходил к дому или выходил из него. Прикидывая, как все эти новые сведения могут подстегнуть расследование, Гурни весь остаток дороги до дома гнал, превышая все ограничения скорости.

Однако, уже приехав, удивился, потом растерялся, а потом разволновался, увидев, что машина Мадлен стоит, где стояла утром, когда он уезжал в Лонг-Фоллс. Он-то думал, она отправится к Уинклерам через несколько минут после его отъезда.

Озабоченно хмурясь, он вошел в дом и обнаружил, что Мадлен стоит у раковины на кухне и моет посуду.

– Что ты тут делаешь? – в голосе его прорывались обвинительные нотки, но Мадлен пропустила их мимо ушей.

– Да ты только уехал, я уже в машину садилась, как приехала Мина на своем мини-вэне.

– Мина?

– Из нашего клуба йоги. Помнишь? Ты совсем недавно с ней ужинал.

– Ах, эта Мина.

– Ну конечно, эта – не так много других Мин мы и знаем.

– Ну да. Так значит, она прикатила на мини-вэне. И чего ради?

– Ну, как бы для того, чтобы осыпать нас дарами своего сада. Загляни в кладовку – кабачки, чеснок, помидоры, перец.

– Поверю тебе на слово. Но это ж было сколько часов назад. И ты до сих пор…

– Приехала-то она много часов назад, а вот уехала только пятнадцать минут как.

– Бог ты мой!

– Мина любит поговорить. Ты, может, заметил за ужином. Но если уж по-честному, у нее и вправду сейчас большие трудности – семейные проблемы, так что ей требовалось выговориться, излить душу. Я просто не могла оборвать ее на полуслове.

– И какие у нее проблемы?

– Бог ты мой, да все подряд – от родителей с Альцгеймером до брата в тюрьме за наркотики и кучи племянниц и племянников со всеми мыслимыми и немыслимыми психиатрическими диагнозами. Неужели ты и вправду хочешь все это выслушивать?

– Вероятно, нет.

– Словом, я накормила ее обедом, напоила чаем, а потом все началось по второму кругу. Ушла она только пятнадцать минут назад. Не хотелось оставлять тебе грязную посуду, вот я и мою. А ты как? Судя по виду, очень спешишь чем-то заняться.

– Хотел пересмотреть записи с видеокамер из Лонг-Фоллса.