– Понимаю, понимаю, – сказал дядюшка Рэт, отрезая тонкий кусочек ветчины от большого окорока, а Крот тем временем положил пару яиц в кастрюльку. – А как там погода? И не говори «сэр» через каждые два слова.
– Кошмарная погода, сэр, снегу навалило – ужас! – сказал ёжик. – На улицу не выйдешь.
– А где Барсук? – спросил Крот, подогревая кофе.
– Хозяин удалился в кабинет, сэр, и сказал, что будет очень занят всё утро, и просил не беспокоить его ни под каким видом.
Эти слова были понятны всем присутствующим. Дело в том, что когда ты живёшь изо всех сил целые полгода подряд, то другие полгода ты спишь или дремлешь. И неловко всё время повторять, что тебе хочется спать, когда у тебя в доме гости. Неудобно как-то об этом без конца напоминать. Всем было ясно, что Барсук, как следует позавтракав, удалился в свой кабинет, уселся в кресло, задрал ноги на стул, что стоит напротив, положил на мордочку красный платок и занялся тем, чем обычно занимаются в это время года.
Колокольчик на входной двери громко зазвонил, и дядюшка Рэт, лапы которого были перепачканы маслом, потому что он намазывал себе хлеб, послал маленького Билли поглядеть, кто там пришёл.
Было слышно, как в прихожей кто-то долго отряхивается, и вскоре Билли вернулся в сопровождении дядюшки Выдры, который с громкими приветствиями кинулся обнимать друзей.
– Ну, хватит, хватит, – пробормотал дядюшка Рэт, прожёвывая ветчину.
– Я так и знал, что вы здесь, – бодро заметил дядюшка Выдра. – Там, на берегу реки, все в панике: «Рэт не ночевал дома, и Крота тоже нигде нет, что-нибудь, наверное, ужасное случилось», и следы ваши, конечно, занесло снегом. Но я так и знал. Когда кто попадёт в затруднение, тот отправляется к Барсуку или Барсук сам как-то об этом узнаёт, и я пошёл прямо сюда, в Дремучий Лес, по снегу. Ух как там сегодня красиво! Солнце встало красное-красное, окрасило розовым снег сквозь чёрные стволы деревьев. И такая тишина! А время от времени целая шапка снега – шлёп! – срывается с ветки, и ты отскакиваешь и ищешь, где бы укрыться. За ночь прямо ниоткуда воздвиглись снежные дворцы, и снежные пещеры, и снежные мосты, и террасы, и крепостные валы. Играть бы и играть во всё это часами. Там кое-где валяются огромные ветки – они рухнули под тяжестью снега, а малиновки по ним скачут с таким важным видом, точно это они всё сделали. Пока я шёл, гусиный клин пролетел у меня над головой высоко в небе, потом парочка-троечка грачей покружилась над деревьями. Поглядели, полетали и отправились по домам с брезгливым выражением. Ни одного здравого существа не встретилось, чтобы порасспросить о вас. На полпути я встретил кролика – он сидел на пеньке и начищал свою глупую мордочку передними лапами. Ох и испугался же он, когда я подкрался к нему сзади и положил лапу на плечо. Мне пришлось пару раз его стукнуть, чтоб добиться хоть какого-нибудь толку. В конце концов мне удалось вытянуть из него, что какой-то кролик видел в Дремучем Лесу Крота вчера вечером. В кроличьих норах вчера только и разговору было, как Крот, задушевный друг нашего Рэтти, попал в переплёт и заблудился.
«Почему же вы не поспешили на помощь? – спросил я. – Конечно, ума у вас лишнего нет, но всё-таки вас целые сотни, и есть среди вас здоровые парни, и норы ваши под землёй расходятся во все стороны, и вы не могли его позвать и помочь ему укрыться в безопасном месте? Хотя бы попытались устроить его как-нибудь поудобнее!»
А он только сказал: «Что? Мы? Кролики?» Ну, я стукнул его ещё разок и пошёл дальше. Во всяком случае, я хоть кое-что узнал, а если бы мне ещё попались
– И тебе не было нисколько… ну… жутко? – спросил его Крот, вспоминая при словах «Дремучий Лес» пережитые накануне страхи.
– Жутко? – улыбнулся дядюшка Выдра, сверкнув набором крепких белых зубов. – Я бы показал им «жутко», попробовали бы
Добродушный Крот, отрезав несколько кусочков от окорока, велел ежатам их поджарить, а сам вернулся к прерванному завтраку. А дядюшка Выдра и дядюшка Рэт, усевшись нос к носу, завели оживлённую беседу, обсуждая специфические речные новости, и надо сказать, что такая беседа бесконечна и течёт и журчит, как сама река.
Тарелка с жареной ветчиной была опустошена и отправлена для добавки, когда в кухню вошёл Барсук, зевая и потягиваясь. Он поздоровался со всеми как обычно – спокойно и просто, задав каждому по доброму вопросу.
– Дело идёт к обеду, – сказал он Выдре. – Оставайся и поешь с нами, утро такое холодное, и ты, наверно, здорово проголодался?
– Да, весьма основательно, – сказал дядюшка Выдра, подмигивая Кроту. – При одном взгляде на этих молодых обжор, этих молодых ежей, набивающих животы жареной ветчиной, кто хочешь начнёт умирать с голоду.