Идея чрезвычайно ему понравилась, и он усердно трудился. К полудню все письма были написаны. В это время ему доложили, что маленькая и довольно ободранная ласка робко справляется, не могла бы и она чем-нибудь быть полезной джентльменам. Тоуд величественно выплыл из комнаты и увидал, что это один из вчерашних пленников выражает своё уважение и готовность быть полезным. Тоуд потрепал его по голове, сунул ему в лапу всю пачку с приглашениями и велел бежать и скоренько разнести их по адресам, а потом, если хочет, прийти обратно, где, может быть, его будет ожидать шиллинг. Несчастная ласка казалась действительно очень благодарной и с рвением поспешила выполнять возложенное на неё поручение.
Когда приятели, проведя всё утро на реке, свежие и оживлённые, вернулись домой к обеду, Крот, который чувствовал лёгкие уколы совести, выжидательно поглядел на мистера Тоуда, думая, что он дуется на него. Но оказалось, что вовсе наоборот – тот был весел и так доволен собой, что Крот начал что-то подозревать, а дядюшка Рэт и дядюшка Барсук обменялись многозначительными взглядами.
Как только они вместе пообедали, Тоуд глубоко засунул лапы в карманы своих брюк и бросил невзначай:
– Побудьте без меня, друзья мои! Требуйте всё, чего захотите! – и важно направился к двери, ведущей в сад, чтобы обдумать там свои речи на предстоящем вечере, но дядюшка Рэт схватил его за локоть.
Тоуд примерно догадывался, в чём было дело, и попытался вырваться. Но когда Барсук схватил его за второй локоть, он начал ясно понимать, что происходит.
Оба зверя, зажав его с двух сторон, препроводили беднягу в маленькую курительную комнату, которая выходит прямо в прихожую, заперли дверь и усадили на стул. Потом они оба встали прямо перед ним, а тот глядел на них с подозрением и злостью.
– Послушай внимательно, Тоуд, – сказал дядюшка Рэт. – Мы должны поговорить о банкете, и я очень сожалею, что этот разговор возникает. Но мы хотим, чтобы ты ясно понял раз и навсегда, что не будет никаких речей и песен. Постарайся осознать, что на этот раз мы не просим тебя, а обязываем.
Тоуд понял, что он в ловушке. Они всё наперёд разгадали, они видят его насквозь. Его мечта разбилась вдребезги.
– А может, я спою всего лишь одну маленькую песенку? – попросил он жалобно.
– Ни одной, – ответил дядюшка Рэт твёрдо, хотя сердце у него защемило, когда он увидел, как у бедняги дрожит нижняя губа. – Ни к чему это, Тоуди. Ты и сам знаешь, что все твои песни – это сплошное зазнайство, бахвальство и тщеславие. А все твои речи – это сплошное самовосхваление и… и… и страшные преувеличения… и…
– И спесь, – добавил Барсук, который любил называть вещи своими именами.
– Всё для твоей же пользы, Тоуди, – продолжал Рэт. – Ты ведь сам понимаешь, что рано или поздно тебе придётся начать новую жизнь, и сейчас для этого самое подходящее время. Что-то вроде поворотного момента в твоей жизни. И пожалуйста, не думай, что тебе труднее всё это выслушать, чем мне произнести.
Тоуд молчал, погружённый в свои мысли. Наконец он поднял голову, и по его лицу можно было сказать, что он пережил глубокое потрясение.
– Вы победили, друзья, – сказал он срывающимся голосом. – Не о многом я вас просил – просто покрасоваться ещё один вечерок, ловить ухом аплодисменты, которые всегда, как мне казалось, пробуждают во мне мои лучшие качества. Однако я знаю, что правы – вы, а не прав – я. С этого времени я буду совершенно другим. Друзья мои, вам никогда больше не придётся за меня краснеть. Я даю вам слово. Но боже мой, боже мой, как мне трудно его давать!
И, прижав платок к глазам, он, шатаясь, вышел из комнаты.
– Барсук, – сказал дядюшка Рэт, – я чувствую себя негодяем. Интересно, а ты?
– Понимаю, понимаю, – сказал дядюшка Барсук мрачно. – Но это надо было сделать. Ему ещё жить и жить здесь, и надо, чтобы его уважали. Ты что, хочешь, чтобы он был всеобщим посмешищем, чтобы его дразнили и над ним глумились всякие горностаи и ласки?
– Нет, конечно, – ответил дядюшка Рэт. – И кстати, о ласках. Какое счастье, что нам удалось перехватить ласку, когда она только что отправилась разносить эти его приглашения. Как только ты мне рассказал про утреннее, у меня закралось подозрение, поэтому я взял и поглядел на эти приглашения. Пришлось конфисковать всё. Они просто позорные. Бедный добрый Крот сидит сейчас в синей спальне и заполняет обыкновенные пригласительные билеты.
Время банкета приближалось. Мистер Тоуд всё ещё сидел в своей спальне, погружённый в задумчивость и меланхолию. Положив голову на лапы, он долго и глубоко размышлял. Постепенно лицо его прояснилось и он начал улыбаться – медленные и растянутые улыбки сменяли одна другую. Потом он начал хихикать смущённо и самодовольно. Потом он запер дверь, задёрнул шторы, составил все имевшиеся стулья полукругом, встал перед ними в позу, заметно раздувшись и увеличившись в размерах. Потом он поклонился, два раза кашлянул и запел громким голосом перед потрясённой аудиторией, которую он так ясно видел в своём воображении: